– Ты умен, Севериан, умен, несмотря на молодость. У тебя уже были женщины?
В обычае учеников было, беседуя между собой, сочинять на этот счет разные небылицы, но я разговаривал с мастером и потому отрицательно покачал головой.
– Ни разу не был у ведьм? Ну, может, оно и к лучшему. Сам-то я в твои годы всем этим вещам уже выучился, но, пожалуй, не стал бы посылать к ведьмам кого-то еще наподобие меня в то время. Возможно, шатлена захочет, чтобы ты согрел ее постель. Не вздумай делать этого. Ее беременность может надолго отодвинуть применение пытки и принести бесчестье гильдии. Понимаешь?
Я кивнул.
– Мальчишки твоих лет всегда озабочены на этот счет. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь свел тебя туда, где такие хвори вылечиваются мигом.
– Как пожелаешь, мастер.
– Что? Ты даже не благодаришь?
– Благодарю тебя, мастер, – сказал я.
Гюрло был одним из самых сложных людей, которых я знал, – то есть сложным человеком, который старается быть простым. То есть не обычным простым человеком, а каким представляет себе простого человека сложный. Как придворный вырабатывает для себя обличье блестящее и таинственное, нечто среднее между мастером танцев и тонким дипломатом с налетом бретерства в случае нужды, так и мастер Гюрло старательно лепил из себя мрачное, неповоротливое создание, какое ожидает увидеть персевант или бейлиф, вызывая к себе главу гильдии палачей, однако на свете нет качеств, присущих настоящему палачу в еще меньшей мере. В целом же, хотя все составляющие характера мастера Гюрло были такими, какими и должны быть, ни одна из них не подходила к прочим. Он крепко пил, так как по ночам его мучили кошмары, но кошмары эти приходили именно тогда, когда он пил, как будто вино, вместо того чтобы наглухо запереть двери его сознания, распахивало их настежь, заставляя его весь остаток ночи провести на ногах в ожидании первых проблесков солнца, которое изгонит призраки из его огромной каюты, позволит ему одеться и разослать по местам подмастерьев. Порой он поднимался на самый верх башни, на артиллерийскую платформу, и ждал первых лучей солнца там, разговаривая с самим собой и глядя вдаль сквозь стекло, которое, говорят, тверже кремня. Он, единственный в гильдии (считая и мастера Палемона), не боялся обитающих там сил и невидимых уст, говорящих порой с людьми или с иными невидимыми устами в других башнях. Он любил музыку, однако, слушая ее, прихлопывал ладонью по подлокотнику и притопывал ногами в такт, причем тем сильнее, чем больше нравилась ему музыка (а особенной его любовью пользовались сложнейшие, тончайшие ритмы). Ел он помногу, но очень редко; читал только тогда, когда полагал, что его никто не видит; навещал некоторых клиентов, включая одного с третьего яруса, и беседовал с ними о материях, в которых никто из нас, подслушивавших в коридоре, не мог понять ни аза. Глаза его блестели ярче, чем у любой женщины. Он делал ошибки в произношении самых обычных слов: уртикарный, фаллопиев, бордеро. Я не в силах описать, сколь плохо он выглядел, когда я не так давно вернулся в Цитадель, и сколь плохо выглядит он сейчас.
VIII
Собеседник
На следующий день я в первый раз понес шатлене Текле ужин и почти стражу сидел при ней, причем Дротт частенько заглядывал в камеру сквозь решетчатое окошко. Мы поиграли в слова (и она неизменно выигрывала), после поговорили о том, что, по рассказам вернувшихся, якобы ждет нас за гранью смерти, а потом она пересказала мне сведения, заключенные в самой маленькой из принесенных мной книг – не только общепринятые точки зрения иерофантов, но и разнообразные экзотические и даже еретические теории.
– Вот выйду на свободу, – сказала она, – и заведу собственную секту. Заявлю во всеуслышание, что во время пребывания среди палачей мне открылась высшая мудрость. К этому прислушаются.
Я спросил, в чем будет состоять учение ее секты.
– В том, что не существует никакого агатодемона и жизни после смерти. Что сознание после смерти исчезает – так же как во время сна, только навсегда.
– А кого ты объявишь вестником, открывшим тебе эту мудрость?
Она покачала головой и подперла рукой подбородок. Поза эта восхитительно подчеркивала совершенство линий ее шеи.
– Пока не решила. Быть может, ледяной ангел. Или призрак. Что, по-твоему, лучше?
– Но разве здесь нет противоречия?
– Совершенно верно! – Тон ее был исполнен удовольствия, доставленного моим вопросом. – И в этом противоречии будет заключена вся привлекательность нашей новой веры. Новая теология не может быть основана на пустом месте, и ничто так не помогает основать ее, как противоречие. Вспомни великих, что добились успеха в прошлом, – их божества неизменно объявлялись властителями и создателями всех мирозданий, однако же всех, вплоть до дряхлых старух, призывали защищать этих богов, точно детей, испугавшихся петуха. Или взять хотя бы утверждение, будто владыка, не карающий никого, пока у людей есть малейший шанс стать лучше, покарает всех, хоть никто от этого не сможет измениться в лучшую сторону.
– Для меня это слишком сложно, – сказал я.
– Вовсе нет. По-моему, ты так же разумен, как и большинство других юношей. Но у палачей, наверное, нет никакой веры? Клятвенно отрекаться от прежней тебя не заставляли?
– Нет. У нас есть своя небесная покровительница и свои праздники, как в любой другой гильдии.
– А вот у нас – нет, – сказала она, словно на миг огорченная этим. – Так бывает только в гильдиях да еще в армии, которая – тоже своего рода гильдия. Хотя… пиршества, всенощные бдения, зрелища, возможность показаться в новых нарядах… Тебе нравится это?
Поднявшись, она развела руки в стороны, демонстрируя мне испачканное платье.
– Очень красиво, – отважился заметить я. – И узор, и вышивка с жемчужинками…
– Здесь у меня есть только это – в нем я была, когда за мной пришли. Вообще-то, это обеденное платье – его следует носить между обедом и наступлением вечера.
Я сказал, что мастер Гюрло наверняка пошлет кого-нибудь за остальными, если она попросит о том.
– Я уже просила, и он сказал, что посылал людей в Обитель Абсолюта за моими платьями, но они не смогли отыскать ее. Это означает, что в Обители Абсолюта стараются сделать вид, будто меня не существует. Хотя, возможно, все мои платья отосланы в наше шато на севере или на одну из вилл. Он собирался отдать своему секретарю распоряжение выписать их.
– А ты не знаешь, кого он посылал? – спросил я. – Обитель Абсолюта, должно быть, не меньше нашей Цитадели – вряд ли ее так уж нелегко обнаружить.
– Напротив, довольно трудно. Поскольку ее нельзя увидеть, ты можешь находиться в самом ее центре, но так и не узнаешь об этом. Кроме того, учитывая, что дороги перекрыты, требуется всего-навсего отдать соглядатаям распоряжение указывать определенным путникам неверный путь – а соглядатаи у них повсюду.
Я хотел было спросить, как Обитель Абсолюта, которую я всегда представлял себе огромным дворцом со сверкающими башнями и куполами, может быть невидимой, но Текла уже думала о чем-то другом, разглядывая свой браслет в форме кракена с глазами из неограненных изумрудов, оплетшего щупальцами ее тонкое, белое запястье.
