– Ты можешь вымыться самостоятельно? – спросила Агия у Доркас.
– Да, я люблю мыться, только не смотрите на меня.
– Попроси Севериана отвернуться. Утром у него это прекрасно получилось.
– И ты, госпожа, – тихо сказала Доркас. – Я не хотела бы, чтоб ты смотрела. Мыться лучше в одиночестве, насколько это возможно.
Агия улыбнулась, но я снова кликнул служанку, дал ей орихальк, чтобы принесла ширму, и сказал Доркас, что куплю ей платье, если только в харчевне найдется что-нибудь подходящее.
– Не надо, – прошептала она.
Я – тоже шепотом – спросил у Агии, что, по ее мнению, творится с Доркас.
– Ей нравится ее одежда, это ясно. Вот мне весь день пришлось придерживать «декольте», чтобы не осрамиться на всю жизнь… – Она опустила руку, и разорванное платье ее разошлось. Высокие груди слегка блестели в лучах заходящего солнца. – А ее тряпье как раз достаточно прикрывает ноги и грудь. Есть, правда, прореха ниже живота, но ты, осмелюсь предположить, ее не заметил.
На помост поднялся харчевник в сопровождении официанта, принесшего поднос с бисквитами, бутылкой и бокалами. Я сказал, что мне нужно обсушиться; он распорядился принести жаровню и сам принялся греться возле нее, словно в собственных жилых комнатах.
– Хорошо, – заметил он. – Солнце-то умирает, но не знает об этом – а мы это не только знаем, но чувствуем на собственной шкуре. Я всем говорю: если тебя убьют – хоть обманешь грядущую зиму. Ну а если ранят – по крайности не придется выходить наружу… Конечно, поединков больше всего бывает к концу лета, тогда это как-то более к месту. Не знаю, легче посетителям от этого, нет ли – убытку-то, во всяком случае, никакого.
Я снял накидку и плащ, поставил сапоги на табурет возле жаровни и встал рядом с харчевником, чтобы просушить бриджи и чулки.
– Значит, все, идущие драться на Кровавом Поле, заходят к тебе?
(Как всякий, кому вскоре предстоит умереть, я рад был бы узнать, что следую неким установившимся традициям.)
– Все? О нет, – отвечал он. – Да благословят тебя Умеренность и святая Аманда, сьер! Будь оно так, харчевня давно бы уж не принадлежала мне – я продал бы ее и зажил в свое удовольствие в большом каменном доме с атроксами у дверей и десятком молодых ребят с ножиками под рукой, чтобы разделывались с моими врагами. Нет, многие проходят мимо и даже не удостаивают нас взглядом. Невдомек им, что другой возможности попробовать мое винцо может и не представиться!
– Кстати о вине, – сказала Агия, подавая мне бокал, до краев наполненный темно-красным старым вином.
Скорее всего, вино было не таким уж хорошим: язык защипало, к изысканному вкусу примешивалась толика горечи, – однако во рту человека уставшего и промерзшего до костей оно все равно оказалось чудесным, лучше лучшего. Бокал Агии тоже был полон, но, судя по раскрасневшимся щекам и блеску глаз, она уже успела опорожнить по меньшей мере еще один. Я велел ей оставить что-нибудь и для Доркас.
– Эта дева наверняка не пьет ничего крепче молока! К тому же это тебе, а не ей скоро понадобится храбрость.
Я – возможно, немного покривив душой – сказал, что вовсе не боюсь.
– И правильно! – воскликнул харчевник. – Не бойся! Не забивай голову недостойными благородного мыслями о смерти, последних днях и всяком таком! Те, кто боится, никогда не возвращаются с Кровавого Поля, можешь мне поверить. Помнится, ты собирался заказать ужин для себя и двух своих дам?
– Мы уже заказали его, – отвечал я.
– Да, заказали, но ничего не заплатили вперед – вот что я хочу сказать. И еще за вино, и за gateaux secs. Что съедено и выпито здесь и сейчас, должно быть здесь же и сейчас же оплачено. А за ужин попрошу три орихалька вперед и еще два – когда вернетесь.
– А если я не вернусь?
– Тогда мы с тобою в расчете, сьер. Отчего у нас, по-твоему, такие низкие цены?
Такая бесчувственность обезоружила меня полностью. Я отдал харчевнику деньги, и он покинул нас. Агия заглянула за ширму, где с помощью служанки мылась Доркас, а я сел на кушетку, отхлебнул вина и заел его бисквитом.
– Севериан! Если бы как-нибудь запереть эту ширму… Можно придвинуть кресло, но эти двое обязательно выберут самый неподходящий момент, чтобы поднять шум и все испортить…
Я хотел было ответить на это какой-то шуткой, но тут заметил во много раз сложенный клочок бумаги, подсунутый под поднос на столе таким образом, чтобы его увидел лишь тот, кто сидел на моем месте.
– Ну, это уже перебор, – заметил я. – Сначала – вызов, затем – таинственное послание…
Агия подошла ко мне.
– Какое послание? Ты уже пьян?
Я положил руку на теплую округлость ее бедра и, не встретив сопротивления, привлек Агию к себе так, чтобы и она увидела записку.
– Как по-твоему, что там написано? «Содружество нуждается в тебе. Скачи немедля к…»? Или: «Истинный друг тебе – тот, кто назовет пароль «камарилья»? «Берегись человека с розовыми волосами…»
– «Выходи, когда в окно твое влетят три камешка…», – поддержала шутку Агия. – Хотя лучше: «…опавших листа»! «Ирис, нектар предлагавший, был розы шипом уязвлен…» Это – о том, что твой аверн меня погубит. «Свою истинную любовь узнаешь по красной набедренной повязке…»
Поцеловав меня, она уселась ко мне на колени.
– Разве не хочешь взглянуть?
Она снова опустила руку, и ее разорванное платье не скрывало ничего.
– Я смотрю!
– Да не сюда! Прикрой это ладонью и разверни записку.
Я сделал то, о чем она просила, – только клочок бумаги оставил на месте.
– Нет, это и вправду перебор. Таинственный Септентрион со своим вызовом, потом – Хильдегрин, а тут еще это… Я рассказывал тебе о шатлене Текле?
– По дороге сюда ты не раз говорил о ней.
– Я любил ее. Она очень много читала: когда меня не было рядом, ей больше ничего не оставалось – только читать, вышивать или спать. Над сюжетами некоторых книг она много смеялась. Там с героями всегда случались подобные вещи, после чего они помимо воли оказывались вовлечены в какие-нибудь возвышенные, мелодраматические – словом, совершенно не подходящие для них – приключения.
Агия рассмеялась и снова приникла ко мне в долгом, чувственном поцелуе.
– А при чем тут Хильдегрин? – спросила она, когда губы наши разомкнулись. – Совсем заурядный человек…
Я взял с подноса еще один бисквит, коснулся им записки и сунул его уголок в рот Агии.
– Некоторое время назад я спас жизнь человека по имени Водал…
Агия отпрянула, поперхнувшись крошками.
– Водал?! Это шутка?
– Вовсе нет. Так называл его спутник. Я был еще мальчишкой и просто-напросто поймал в нужный момент древко нацеленного на него топора. Если б не это, Водал был бы зарублен. Он дал мне хризос.
