– Здесь такое в обычае? – спросил я у Ионы.
– Традиция. Как подобает всякой традиции, сложившаяся из легенды, лжи и правдоподобия, – думаю, сей афоризм тебе знаком.
– По-моему, при желании наружу выбраться довольно просто. Например, сквозь окно, а то и разобрав кладку стены среди ночи, или, допустим, через подкоп. Разумеется, ожидая чего-то подобного – а если такое здесь в порядке вещей, то человек, действительно шпионивший в пользу Водала, к разоблачению наверняка был готов, – он вполне мог заранее запастись подходящими инструментами, да и едой с питьем.
Иона отрицательно покачал головой.
– Прежде чем замуровать входы-выходы, дом на совесть обшарили, забрав всю еду, все инструменты и все, что можно использовать для освещения, не говоря уж обо всем хоть сколь-нибудь ценном.
– Имея – уж извините за похвальбу – кое-какие мозги в головах, так мы и поступили, – раздался звучный голос за нашими спинами.
То был алькальд, подошедший к нам сзади так, что ни я, ни Иона не заметили его в толпе – внушительный, крепко сложенный человек, чье внешнее простодушие омрачала разве что чрезмерная цепкость, проницательность взгляда. Мы пожелали ему доброго дня, и он ответил любезностью на любезность.
– Тебя, мастер Севериан, – продолжал он, – я узнал сразу, несмотря на светлый наряд. Одежда новая? С виду вроде бы да. Если ты недоволен ею, не стесняйся, так прямо мне и скажи. Мы следим, чтоб у нас на ярмарке торговлю вели по-честному. Делам это только на пользу. Если что в точности по мерке не подогнали, будь уверен: кто бы он ни был, мы его живо в реку макнем. Одного-двух в год искупать – вот остальным, глядишь, уже и неповадно становится.
Умолкнув, алькальд отступил на шаг, осмотрел меня повнимательнее и, будто весьма впечатленный, кивнул.
– Тебе идет. Отменно, должен заметить, выглядишь. И лицо вполне миловидно – разве что чуть бледновато, но это наше северное солнце исправит вмиг. А если спросят тебя, где приобрел, отвечай смело: на ярмарке, дескать, в Сальте. Такая молва делу не повредит.
Я пообещал непременно так и сказать, хотя куда больше, чем о собственной внешности и долговечности мирского наряда, приобретенного у торговца готовым платьем, тревожился о сохранности «Терминус Эст», спрятанного в комнате, снятой нами на постоялом дворе.
– Вы с помощником, надо думать, пришли поглядеть, как мы злодея наружу вытаскиваем? Займемся сразу же, как только Мемен с Зебальдом бревно принесут. Таран – так мы его окрестили, объявляя о предстоящем, но, правду сказать, это всего-навсего ствол дерева, и то небольшого, иначе деревне пришлось бы нанимать слишком много народу, чтоб с ним управиться. Ничего, дело свое оно сделает. Что у нас тут случилось восемнадцать лет назад вы, полагаю, не слышали?
Мы с Ионой дружно покачали головами.
Алькальд, подобно любому политику при виде возможности произнести более пары фраз, немедля выпятил грудь, приосанился и заговорил:
– Я, хоть и был в то время всего лишь сопляком, дело то хорошо помню. Женщина. Имя вот позабыл; все ее Матушкой Лихорадкой звали. Так вот, ее, изволите ли видеть, замуровали в доме точно так же, как и Барноха: люди этим занимались в основном те же самые – к чему им привычки менять? Только лето тогда как раз подходило к концу; сбор яблок в разгаре был – в толпе, помнится, угощались сидром нового урожая, а сам я, глядя на все это, свежее яблоко грыз.
А на будущий год, когда пошла в рост кукуруза, захотелось кому-то приобрести ее дом. Недвижимое имущество в подобных случаях, знаете ли, переходит к деревне. Так уж у нас расходы заведено возмещать: кто исполняет работу, тем достается все, что отыщется в доме, а деревне отходит дом и земля. Ну, чтоб сказку зря не затягивать, вырубили мы таран и в лучшем виде вломились внутрь: выметем, дескать, старушечьи косточки и передадим дом новым хозяевам…
Алькальд, сделав паузу, запрокинул голову и расхохотался. Со стороны его смех выглядел жутковато – вероятно, оттого, что, смешавшись с гомоном зевак, казался беззвучным.
– Неужели она не умерла? – спросил я.
– Смотря что под этим понимать… Я так скажу: старуха, надолго запертая в темноте, может превратиться в крайне странную тварь вроде тех, каких можно отыскать в гнилых пнях, среди больших деревьев. Мы тут, в Сальте, по большей части шахтеры, народ ко всему, что под землей можно встретить, привычный, но бежали оттуда, не чуя под собой ног, и вернулись не иначе как с факелами. Подобным тварям свет не по нутру, да и огонь, кстати, тоже.
Иона, тронув меня за плечо, указал на сумятицу в толпе зевак. Сквозь толпу, запрудившую улицу, к нам целеустремленно пробивалась группа людей. Ни доспехов, ни шлемов ни на ком из них не имелось, но несколько человек были вооружены пилетами, а прочие – окованными бронзой посохами. Все это живо напомнило мне добровольцев, впустивших нас с Дроттом, Рохом и Эатой в некрополь в тот давний-давний вечер. За вооруженными людьми следовали еще четверо, тащившие упомянутый алькальдом таран – грубо отесанное бревно примерно двух пядей в обхвате и шести кубитов в длину.
Толпа встретила их появление дружным аханьем, тут же перешедшим в еще более громкий гомон, перемежавшийся доброжелательными, поощряющими выкриками. Алькальд, оставив нас, возглавил новоприбывших, вооруженным посохами приказал расчистить небольшой пятачок у дверей, а толпе, пользуясь властью, велел расступиться перед нами с Ионой, двинувшимися вперед, дабы лучше видеть происходящее.
Я рассудил, что несущие таран, подойдя к двери, без лишних церемоний возьмутся за дело, однако не принял в расчет персоны алькальда. В последний момент алькальд поднялся на крыльцо, встал перед заложенной камнем дверью, махнул шляпой, требуя тишины, и обратился к собравшимся:
– Приветствую вас, гости Сальта, и вас, дорогие соседи! Не успеете вы трижды перевести дух, как мы сокрушим вот эту преграду и вытащим из берлоги разбойника Барноха. Хоть мертвым, хоть – как мы не без веских причин полагаем, ибо просидел он там не слишком-то долго – живьем. Что он натворил, всем вам известно. Стакнувшись с культеллариями изменника Водала, он сообщал им о прибытии в Сальт или отъезде из Сальта тех, кто мог стать их жертвой! Сейчас все вы думаете – и нисколько в том не ошибаетесь! – что пощады столь гнусное преступление недостойно. И я скажу: да! И каждый из нас скажет: да! Из-за этого Барноха сотни, если не тысячи человек покоятся теперь в безымянных, безвестных могилах! А еще сотни, если не тысячи постигла судьба куда худшая!
Но прежде чем камни эти падут, прошу вас: задумайтесь. Потеряв соглядатая, Водал наверняка примется подыскивать нового. Как-нибудь глухой ночью – и, думаю, ночь эта не заставит себя долго ждать – к одному из вас явится незнакомец. Разумеется, он много чего наговорит…
– Совсем как ты! – крикнул кто-то, чем рассмешил всех вокруг.
– Что ты, куда как лучше, чем я: я-то всего лишь, как многим из вас известно, шахтер неотесанный. Он, должен сказать, говорить будет гораздо глаже да убедительнее, а может, и денег начнет предлагать. И прежде чем согласно кивнуть в ответ на его уговоры, прошу: вспомните, каково сейчас выглядит Барнохов дом, с дверью, заложенной кусками шахтной породы. Представьте себе собственный дом с замурованной дверью и окнами, а самих себя – там, внутри.
