«Ничего, — решила она, потерплю. — Он может стать трэлом. А вот маги могут стать мужьями». Изараэль даже замурлыкала от предвкушения. Она знала, что они ищут того кто здесь был и решила последовать за кораблем.
Пришел упырь и стал копать могилу. Тело было закопано неглубоко, земля рыхлой, не слежалой и вскоре, он вытащил за ногу одну из мумий. Быстро, но неловко раздел тело и взяв одежду в охапку, принес все это в дом, куда ушла королева-мать.
Изараэль брезгливо встряхнула одежду и стала надевать ее на себя. Броню забрали с собой наемники, оставив на погибшем исподнее, холщовые штаны, сапоги и красную шелковую рубаху. Исподнее королева-мать отбросила в сторону. Надела на себя мешковатую одежду воина. Одежда была ей велика, но это ненадолго.
«А. пока сгодится», — решила она. Надев сапоги притопнула и приказала:
— Пошли.
Глава 3
Плоты медленно плыли по течению реки. Был уже десятый день пути. Леса по берегам стали редеть, перемежаясь проплешинами с высокой травой степи. На берегах появлялись всадники, они смотрели на плывущих и исчезали из видимости.
Торвал выглядывая из-под широкой ладони поднесенной к лицу, промолвил:
— Ночью надо ждать гостей. Степняки не будут степняками, если не попробуют взять нас штурмом.
— А что им тут достанется? — удивилась Рыжая. — Дрова?
— Э-э, дочка, — ответил за Торвала Флапий. — Тут не дрова, тут алуринский кедр. Кроме того, оружие и доспехи. Рабы тоже чего-то стоят. А степняки — сплошь одни разбойники. Им в радость пограбить честных людей. Одно слово — варвары.
Антон тоже присмотрелся к всадникам и глухо ответил:
— Пусть приходят, встретим гостей.
Для защиты плотов, он по совету Торвала вез собой сбитые из досок шиты. Ими можно было прикрыть борта, а свои щиты защищаясь от стрел, держать над головой. То, что может случиться нападение, ему сказали сразу и он постарался хорошо подготовиться к такой встрече.
В низовьях гор, у болот, на поверхность выходило земляное масло, как говорили местные. Это была нефть. Вот с десяток кувшинов, в которых хранили масло фелиссы, налили земляное масло. Так что, встретить непрошеных гостей было чем.
— К ночи плоты собрать вместе! — распорядился Антон. — У нас десяток воинов, а оборонять нужно будет все плоты. Торвал, я и ты, мобильный резерв. Будем там где окажется «горячо».
— А что такое «горячо»? — тут же втиснулась в разговор Рыжая.
— Этот когда защитники не будут сами справляться с врагами, тогда мы придем на помощь. Кстати ты тоже в мобильном резерве. Будешь помогать своим даром воинам, что устанут или будут ранены. Сейчас, всем отдыхать, чувствую ночь будет длинной.
Со стороны берега казалось, что на плотах царит полная безмятежность. Их движение наблюдали одинокие всадники. Они, то появлялись на берегу, то исчезали.
— А почему степняки только по левому берегу скачут, — осмотревшись, спросил Антон. — На правом их, что, нет?
— На правом берегу горы шеров близко подходят к реке. Там для степняков нет места для пастбищ, — ответил Торвал. — Да и не любят наши степняков. Охотятся на них. Они и в самом деле воры и разбойники. Поэтому, степняки на правом берегу стараются не появляться.
— Тогда может, прибьемся к правому берегу? — спросил совета Антон.
— Они тоже не дураки, — ответил Торвал. — Переправятся выше по реке и нападут уже с суши. Тогда точно, не отобьемся. А по воде они пока доплывут, мы их стрелами нашпигуем, потом, если что, земляное масло разожжем. Нести большие потери они не захотят и уйдут. Поймут, что мы им не по зубам.
— А в этом городе, как его?..
— Херсоносе, — подсказал Флапий.
— Да в Херсоносе и рядом с ним они мстить не будут, — спросил Антон.
— Нет, милорд, не будут, — ответил Флапий, — это торговый город и они заинтересованы, чтобы там была торговля. Там мы будем в безопасности. Да и по степи они не трогают купеческие караваны, лишь по реке балуют. Река вишь им не принадлежит, значит можно грабить.
— А корабли они тоже грабят?
— К кораблям, милорд, подобраться трудно, а у нас плоты. Можно сказать, сами к ним в руки лезем.
— Сами? А что никто сюда плоты не гоняет?
— А кто погонит? — опять ответил Флапий и, как всегда, непосредственно добавил. — Таких дураков, милорд, нет…
На плоту установилась тишина и все уставились на спокойно сидящего слугу. Тот растерянно огляделся.
— Что? — Недоуменно спросил он. — Я что-то не то сказал?
— В обще-то, старый, ты назвал милорда дураком, — тут же встряла Рыжая.
— Я? — удивился старый слуга. — Когда? Ты чего мелешь, кобылица необъезженная. Да наш милорд самый умный из всех кого я знал. Умный и удачливый. Вот кто может похвалиться, что обесчестил кикимору и не заразился. Это я вам скажу, большая удача…
— Флапий! — прервал его Антон. — Остановись. Иначе греха не миновать. Не было у меня ничего с той кикиморой. Не было! Я уже сотню раз говорил.
— Конечно, не было! — растерялся Флапий, — это я так… э-э-э…чтоб значит молодые и неопытные не думали, что вы дурень…
— Флапий! — рассердившись, произнес Антон, — просто помолчи.
Но Рыжая не могла угомониться.
— Дядька Флапий, — спросила она, а почему другие милорды не гоняют плоты? Это же выгодно.
Старик заюлил глазами и нашелся.
— Потому, что они как есть, дурни.
— Что-то я тебя не пойму, — Рыжая недоуменно посмотрела на старика. — То, они дурни, потому что гоняют плоты, то дурни, что не гоняют. Кто из них дурнее?
— Да что ты ко мне пристала, как смола, — разозлился Флапий. — Не знаю я, кто из них дурнее. Отвяжись, приставучка! Вон, кашу иди готовь.
— Больно надо! Сегодня не моя очередь.
Но усидеть спокойно, она уже не могла. Ее глаза удивленно расширенные от услышанного, смотрели на милорда искоса и она вся извертелась. В замке, о том что было, не распространялись. Хотя смутные слухи о спасении служанки Рады ходили. И та часто согревала милорду постель. Только вот, что-либо выудить из нее не получалось.
— Милорд! — не выдержала девушка. — А что, это за история с кикиморой? Она что, такая красивая?
Торвал жующий кусок мяса, услышав ее вопрос даже поперхнулся.
— Красивая? — громко засмеялся он. — Она такая уродливая, что если увидишь изблюешься.
— Да? — удивлено промолвила девушка, — а зачем нужно было лишать ее чести? Это какой-то рыцарский подвиг?
Антон зверем глянул на безмятежно сидящего Флапия. Он не выносил разговоров о кикиморе. Как только вспоминал, кого в пьяном угаре целовал и одарил своей чувственной любовью, то хотелось умыться и почистить зубы.
