Двадцать седьмого сентября, Сермионе, Италия…
«Куда ни кинь, всюду клин…»
Стало трудно дышать, как будто что-то тяжелое давило на грудь, но лабиринт не отпускал, предлагая все новые и новые вероятности прошлого.
Амстердам, десятого октября… Тула, третьего… Свердловск, шестого… Ленинград…
— Как ты уцелела? — спросила Лиса.
— Случайно, — пожала плечами Ната. — Мальчик один на себе вынес. Мы двое всего и выжили…
Они сидели в темноватом подвале распивочной и пили дерьмовый молдавский коньяк.
— Ната, — совсем тихо сказала Лиса. — Я могу попробовать…
— Даже и не знаю, — Наташа смерила ее оценивающим взглядом и залпом допила коньяк. — А зачем?
— Чтобы снова быть в деле, — твердо сказала Лиса и увидела, как что-то дрогнуло в усталых глазах подруги.
— Пойдем! — предложила она.
— Пойдем, — согласилась Наташа…
Ленинград, седьмого октября 1999 года…
Это было похоже на фильм ужасов. Бежишь по бесконечным коридорам совершенно пустого здания, спускаешься или поднимаешься по бесчисленным лестницам, пробуешь одну за другой попадающиеся на пути двери, дергаешь за ручки, но двери или заперты, или никуда не ведут. Тупик, смерть, конец пути…
Москва, двадцать девятого сентября, Мадрид, седьмого октября, Антверпен, одиннадцатого октября…
— Помню, — кивнула Лиса. — Через полгода.
— Найдешь меня, — улыбнулся Махно и уже собрался уходить, но Лиса его задержала.
— А почему ты не уходишь в Цитадель? — спросила она.
— А ты почему? — вопросом на вопрос ответил он.
— Я с боевкой завязала еще десять лет назад.
— И молодец, — серьезно кивнул Махно. — У тебя есть дело, у меня есть дело, зачем нам эти глупости?
— Но ты ведь регулярно…
— Они должны знать, — жестко сказал Махно. — Я электростанции не атакую, и военные базы тоже. Но они должны знать, что за кровь платят кровью.
— Возможно, ты прав, — задумчиво кивнула Лиса. — Кого ты наметил?
— Толкунова.
— Почему не Голикова или Рудя? — спросила она, удивившись совпадению, ведь и Твин обратил ее внимание именно на этого — нового — члена Политбюро.
— Понравился он мне, — ухмыльнулся Махно, явно уходя от ответа, и зашагал прочь…
Горький, пятого октября, Астрахань, десятого октября, Цюрих, шестого октября, Москва, седьмого апреля 2000 года…
— Люди смертны, — пожал широкими плечами Август. — Бессмертны только боги. Кто из известных людей оставил этот мир?
— Трудно сказать, — теперь пожала плечами Лиса. — Я ведь не знаю, кто вам знаком.
— Нерон? — спросил Август, сделав вид, что не заметил ее дешевой уловки.
— Насколько я знаю, — сказала Лиса. — Нерон был убит в 1993 году в Квебеке.
— Агасфер? — по-видимому, земные даты были известны Августу не хуже, чем ей, как, впрочем, и географические названия.
— Вероятно, умер. Он не приходит уже лет пять, или шесть.
— Конфуций? Аарон? Калигула?
«Его задело, поняла она. — Он их действительно знал».
— Конфуций не приходит уже лет десять, — сказала она. — Но о его судьбе ничего определенного неизвестно. Говорят, он сменил личину. Это возможно?
— Иногда, — коротко ответил Август, но объяснять ничего не стал.
«И бог с тобой», — решила Лиса.
— Аарона убили в восемьдесят девятом, — сказала она.
— Аарона? — удивленно поднял брови Август. — Кто?
— Израильтяне, кто же еще, — горько усмехнулась Лиса, вспоминая так и оставшегося для нее безымянным Аарона. — В декабре восемьдесят девятого, в Тель-Авиве.
— Город отстроили? — Август снова был совершенно спокоен.
— Говорят он не сопротивлялся, — сказала Лиса. — Никто не знает, что там произошло на самом деле, но он убит. Калигула тоже убит. Американцы вычислили его базу в Бразилии, и уложили туда семь крылатых ракет. Он как раз был в Городе, когда это случилось и продержался достаточно, чтобы успеть обо всем рассказать.
— Печально, — но по виду Августа трудно было понять, насколько опечалили его эти известия. — А что с Иаковом?
— Вероятно, умер, — тихо ответила Лиса, для которой Иаков был не просто знакомым человеком.
— Значит, никого из Первых не осталось?
«Никого… Никого? Но Иаков, оказывается, жив… Нерон, Аарон, Калигула… Иаков… А что случилось с Агасфером и Конфуцием?»
Тель-Авив, двадцать девятого сентября, Квебек, восьмого октября, Берлин, одиннадцатого…
«Ищу я выход из ворот,
— Но нет его, есть только вход,
И то — не тот…»
Вероятности ветвились, порождая все новые и новые возможности, оборачивавшиеся тупиком, смертью, поражением. Двадцать пять лет она шла через минные поля и болотные топи и всегда оставалась цела, но не на этот раз. Что-то случилось или с мирозданием, которое не желало больше ее терпеть, или с ней самой.
«Я потеряла удачу? Или выполнила все, что было записано в книге судеб?»
Ярославль, двадцать четвертого сентября, Кострома, двадцать девятое, Киев, третьего…
— Привет, — сказала Лиса, подходя.
— Здравствуйте, донна Рапоза, — девочка явно обрадовалась встрече и, зная правила, сразу же приступила к делу. — Извините, пожалуйста, но вы здесь всех ведь знаете, а я…
— Без предисловий, — Лиса помнила, что Черт дал ей всего два часа, а дел было много. — Чем я тебе могу помочь?
— Я ищу одного человека.
— Кого? — спросила она, на всякий случай, улыбнувшись, чтобы ободрить явно стеснявшуюся своей дерзости Читу.
— Фарадея, — тихо сказала девочка, которая, вероятно, знала, какой услышит ответ…
Гродно, Будиевицы, Приштина, Неаполь…
«Нет, — поняла, она вдруг. — Дело не в том, что я исполнила все, что было написано на роду. Дело в другом, в том, чего я не сделала…»
Париж, Эдинбург, Алма-Ата…
— Август, — она ожидала, что он как-нибудь, но отреагирует на то, как она к нему сейчас обратилась, однако Август только усмехнулся. На самом деле, поняла она вдруг, ему было все равно. — Август, мы в тупике. В сущности, — она замолчала, собираясь с силами, потому что одно дело знать и совсем другое — сказать об этом вслух. — Еще немного, и можно будет считать геноцид свершившимся фактом.
