— Много провалов?
— Не знаю, знал бы, сказал.
— А у тебя, выходит, есть знакомые в Москве? — Лиса увидела, как мимо двери харчевни медленно прошел Твин, и, зачерпнув ложкой суп, снова посмотрела на Наблюдателя.
— Некорректный вопрос, — усмехнулся тот. — Без комментариев.
— Ну без, так без, — суп был, как всегда, вкусный и обжигающе горячий. — А про Иакова ничего не слышно?
— Говорят, он умер, — Наблюдатель залпом допил виски и встал. — Он ведь старый был, вот и умер. Извини, но мне надо идти.
— Какие извинения, Наблюдатель, — улыбнулась довольная до крайности Лиса. — Ты же знаешь, я тебя люблю и всегда рада видеть.
— До встречи! — Джек-Наблюдатель поставил пустой стакан на стол и пошел к выходу.
5
Твина она нашла в заброшенной части «Восточного города». Он сидел на полуразрушенной глинобитной стене и курил трубку.
— Извини, — сказала Лиса, подходя, — Раньше не могла.
— Извиняю, — Твин посмотрел на нее внимательно. — Полгорода знает, что ты ходила в замок.
— Он меня не впустил, — пожала она плечами. — Но попробовать стоило, ведь так?
— Ну-ну, — задумчиво сказал Твин. — Попытка не пытка, не так ли, Лаврентий Павлович?
— Кто у вас там такой сильный объявился? — спросила она.
— Ты кого имеешь в виду? Толкунова или Ловца?
— Вообще-то, по-видимому, Ловца, но раз уж начал с Толкунова, давай сначала про него.
— Опасный человек, — сказал, помолчав, Твин. — Главное, непредсказуемый, потому что никто его толком не знает. На рожон не лезет, публичности никакой, но в четверг уже введен в Политбюро, а ведь он, заметь, штатский!
— Действительно штатский, я точно знаю. — Твин выпустил из трубки клуб дыма и осмотрелся по сторонам, как бы проверяя, нет ли поблизости свидетелей их разговора. — Провинциальный комсомольский босс, в заговоре не участвовал, генералам не родня, но переворот пережил и даже в гору пошел.
— Ставров готовит себе преемника?
— Все может быть, но это, как ты понимаешь, не мой уровень.
— Ладно. Спасибо за политинформацию. Кто такой Ловец?
— Девочка одна, — сразу же ответил Твин. — Я ее не видел, но слышал, что обнаружили ее еще ребенком и специально растили где-то в Сибири или Казахстане, точно не знаю. Лет ей, я полагаю, от семнадцати до двадцати, натуральная блондинка, высокая. Чувствует метров за триста. Это все.
— Но искал ты меня не поэтому.
— Естественно.
— Тогда, излагай.
— Первое. Стало известно, что Рапоза Пратеада это Алиса Дмитриевна Четверикова уроженка Челябинской области, в разработке с 1974 года, с того же времени в бегах. Последний раз под своим именем появилась в октябре 1974 года в Свердловске. Связи: Фарадей, он же Кайданов Герман Николаевич, предположительно, убит при попытке прорыва в Минске шестнадцатого июня 1992 года; Жук, он же Карпинский Евгений Самойлович, в розыске, Тоска — Томилина Полина Сергеевна, убита при задержании в Перми, шестого января 1989 года; Лопарь — Синицын Иван Петрович, убит в Советске при попытке прорыва через границу пятнадцатого марта 1992 года; и еще одиннадцать кличек без расшифровки псевдонимов. Самый интересный из них — Иаков, по данным Интерпола, умер, предположительно, в девяносто третьем или девяносто четвертом году на территории СССР.
— Спасибо.
— Не за что. И второе. Обратите внимание на майора Северцева Константина Борисовича из Ворошиловградского областного управления. Похоже, он тоже «скрытник», но полной уверенности у меня нет.
— «Скрытник»? — сразу же насторожилась Лиса. — Он бывает здесь?
Но ответить Твин не успел. В створе улицы появилась бегущая женщина в длинном бальном платье, подол которого она держала обеими руками, задрав выше колен. Уже проскочив улицу, она сразу же вернулась назад и понеслась к беседующим Твину и Лисе.
— Извини, Твин, — сказала Лиса. — Минута!
И она побежала навстречу женщине.
— Что?
— Все, — выдохнула запыхавшаяся женщина, падая ей на грудь. — Все, Рапоза.
— Что? — настойчиво повторила Лиса.
— Две пули в грудь, — Санта говорила с трудом. — Нога сломана. Вокруг бой.
— Где?
— Байрес, центр.
— Сколько вас?
— Трое, но не уйдет никто. Все горит!
— Господи, Санта! — Лиса не знала, что сказать. Там в далеком Буэнос-Айресе умирали люди — ее люди! — и она ничем не могла им помочь.
— Все, — тихо сказала Санта. — Еще максимум пять минут, и все. Живая я им не дамся. Муж с детьми в Европе. У девочки явные способности… Запоминай…
Она растаяла в руках Лисы, едва успев назвать адрес и телефон. Была, и не стало, но в последнее мгновение перед тем, как стать воспоминанием, Санта «показала» Лисе горящий Буэнос-Айрес, мечущихся по улице людей, и себя сому, лежащую в луже крови на асфальте. Мгновенное отображение, как несколько вырванных из контекста кадров кинохроники, которую никогда не покажут по телевидению. Впрочем, это действительно была съемка, которую вели спецслужбы с полицейского вертолета, зависшего над объятой пламенем и безумием улицей, электронная запись, которую последним, скорее всего, уже неосознанным усилием считал с носителя умирающий мозг Валерии де Кункейро. Горящие дома и автомобили, перевернутый автобус, молодая черноволосая женщина с неестественно подвернутой ногой, агонизирующая на асфальте проезжей части, и боец спецназа, направляющий ей в лицо ствол штурмовой винтовки. Все.
Опустошенная, не имеющая сил даже на то, чтобы плакать, Лиса медленно вернулась к Твину, терпеливо ожидавшему ее на прежнем месте.
— В Байресе разгромлена группа Санты, — сказала она тихо.
— Мне очень жаль, — так же тихо ответил Твин, генерал-майор Лагутин из второго главного управления КГБ СССР, «скрытник», продержавшийся гораздо дольше всех остальных, двадцать два года.
6
Лиса проснулась рывком — сразу, вдруг, как привыкла это делать за четверть века непрерывного пребывания под прессом опасности. Вообще, двадцать пять лет подполья были жестокой школой, но она все еще была жива, и это кое-что значило.
— Сколько? — спросила она, открывая глаза во тьму, и зная наперед, что находится в подвале не одна.
— Почти семь дней, — ответила откуда-то из угла Дама Пик, и Лиса «увидела», как женщина выбирается из-под одеяла и протирает со сна глаза. — Будешь вставать, или еще полежишь?
«Как вампиры, — подумала Лиса со злой усмешкой, обводя взглядом заставленный старой мебелью и картонными коробками с ненужными вещами подвал. — Как проклятые вампиры, в подземелье, в гробу… Только свой гроб каждый из нас носит в себе».
