— Почему?
— Ему пятьдесят восемь, и он не кататоник, — объяснил Алекс.
— А кто?
— У него какая-то болезнь, я не понял, если честно. Называется «Лобный синдром».
— Сколько лет?
— Я же сказал, пятьдесят восемь.
— Сколько лет он болеет? — стараясь держать себя в руках и не раздражаться по пустякам, объяснила Лиса.
— Десять.
— А эмигрировал когда?
— Со второй волной, в восемьдесят седьмом. Я же тебе сказал, не наш клиент.
— Не наш, — повторила она за ним.
«Не наш?»
— Ну! — как бы подтверждая ее мысли, пожал плечами Алекс.
— В чем выражается болезнь? — все-таки спросила Лиса.
— Не знаю, — развел толстенькими ручками Алекс. — Я же не врач, Нота, а у них все этими их рыболовными крючками записано.
— Так иди и узнай, — приказала она. — И про него все узнай.
— Иди, — повторила Лиса и закрыла глаза.
2
День прошел, как не было. Просто из одной ночи она нечувствительно, не задерживаясь под солнцем, которое, на самом деле, из-за туч так и не появилось, перешла в следующую. В девять с копейками, приехал на своей старой «Ниве» Черт. Покрутился по дому, бесцельно и, казалось, бессмысленно, заглядывая во все дырки, сожрал все, что еще оставалось не съеденным в холодильнике, «понюхал» воздух своим длинным еврейским носом, и в конце концов заявил голосом, в котором не звучало ровным счетом ни одной человеческой ноты, что можно ехать. Но сразу выехать не получилось. Сначала, Пика подгримировала себя и Лису, заодно «сваяв» ей и Алексу по вполне приличному парику, Лисе — рыжий, а оператору — сивый. Затем прибрались в доме и запечатали вход в подвал, так что без очень специального оборудования или классного «нюхача» сразу и не найдешь, даже если знаешь, что искать. Еще потом, Лиса написала все еще безмятежно спящему Быку нежное письмецо в стиле тех записочек, которые могли оставить и оставляли Леве Конопенникову его многочисленные бляди, но, включив в него, как бы между делом, пару слов, которые объяснят проснувшемуся поутру кооператору, что они ушли надолго. Все это время, Черт бродил по дому, впрочем, никому особенно не мешая, а Алекс сидел с отрешенным видом в кресле напротив выключенного телевизора, гуляя, черт знает, в каких электронных сетях. Во всяком случае, находиться эти сети могли где угодно, Алекс легко доставал даже до Америки и Австралии.
— Куда поедем? — равнодушно спросил Черт, когда все расселись в салоне машины.
— В Питер, — коротко объяснила Лиса.
— У тебя скоро масло потечет, — сказала Дама Пик.
— Знаю, — Черт завел мотор и тронул машину с места. — Но до Ленинграда продержится, а там я другую угоню.
— Я подремлю? — спросил Алекс.
— Мне без разницы, — от интонаций Черта можно было на стенку полезть, но лучшего боевого мага в европейской части СССР по данным Лисы теперь не было.
— Я тоже отключусь, пожалуй, — сказала она, как бы размышляя вслух. — Как считаешь?
— Гуляй, — ответил он. — Два часа я тебе гарантирую. Встретишь Багиру, передай ей, что «все по-прежнему».
— Ладушки, — сразу же согласилась Лиса. — Пика ты меня за руку подержи, хорошо?
— А может быть, хватит? — но Дама Пик все-таки взяла ее за руку.
— Я ненадолго, — ответила Лиса и закрыла глаза.
Звездное небо, светлое небо… Дорога была проторена много лет назад и давно уже являлась всего лишь рутиной. Главное знать, когда и где, остальное — голая техника.
Почти у самых ворот она встретила знакомую девочку, которая, насколько могла понять Лиса, приходила сюда из какого-то сибирского укрывища. Вполне возможно, это был один из тех лагерей, которые создавала она сама, но девочка была хоть и молоденькая совсем, но грамотная, и язык держала за зубами.
— Привет, — сказала Лиса, подходя.
— Здравствуйте, донна Рапоза, — девочка явно обрадовалась встрече и, зная правила, сразу же приступила к делу. — Извините, пожалуйста, но вы здесь ведь всех знаете, а я…
— Без предисловий, — Лиса помнила, что Черт дал ей всего два часа, а дел было много. — Чем я тебе могу помочь?
— Я ищу одного человека.
«О, господи! — подумала с тоской Лиса. — И ты, бедная, кого-то ищешь! Все мы, как тени в чистилище, кого-то ищем, вот только найти не можем».
— Кого? — спросила она, на всякий случай, улыбнувшись, чтобы ободрить явно стеснявшуюся своей дерзости Читу.
— Фарадея, — тихо сказала девочка, которая, вероятно, знала, какой услышит ответ, но все-таки на что-то надеялась, спрашивая о Кайданове, вероятно, каждого, до кого могла добраться.
— Фарадей погиб много лет назад, — ответила Лиса.
— Извините, — девочка как-то неуверенно улыбнулась и сделала движение, чтобы уйти прочь.
— Постой!
«Я делаю глупость», — сказала она себе, но остановиться уже не могла.
— Зачем тебе Фарадей, ты же еще в пеленки писала, когда его…? — но закончить фразу так, как следовало, не смогла.
— Он…
— Не хочешь, не говори.
Это была железная формула, ее бы следовало высечь в камне и поставить над входом в Город.
— Он мой отец.
«Вот даже как! Впрочем, почему бы и нет? Двадцать пять лет…»
— Мать жива?
— Нет, — покачала головой девочка. — Она была в колонне Чары.
В девяносто четвертом, Чара — Ольга Кузьмина — собрала всех оставшихся в живых после большой зачистки магов северного Казахстана и попыталась прорваться в Китай. Трудно сказать, на что она рассчитывала, но, скорее всего, ни на что. Это был жест отчаяния, но правда и то, что Ольга обладала необходимыми для такого дела харизмой и железной волей. Собрать вместе полторы сотни запуганных, полусумасшедших людей — индивидуалистов и эгоистов от природы — и повести за собой, мог не каждый. Она смогла… Твин говорил, что крови там было пролито столько, что даже ему было страшно. Два полка ВДВ, бригада спецназа КГБ, почти полная дивизия НОАК. Это сколько же трупов?
«Господи! — подумала Лиса, глядя на несчастную Читу. — Господи! Когда же это кончится?»
— Были слухи, — сказала она вслух, осторожно подбирая слова. — Были слухи, что Фарадей сменил личину.
— А разве можно сменить личину? — удивленно спросила Чита.
«Хороший вопрос!»
— Не знаю, — покачала головой Лиса. — Говорят, можно, но я не знаю.
— Спасибо, — девочка смотрела серьезно и строго, как взрослая. — Я вам обязана, донна Рапоза.
Она поклонилась и пошла прочь, свернув в первую попавшуюся на пути улицу, а Лиса проводив ее взглядом, пошла своей дорогой. Время уходило, а до Моста путь был не близкий.
