— Что там у вас? — а это был уже совсем другой голос, но оба они ударили по ушам с такой силой, что Лиса закричала. Боль была невыносима. Она сразу затмила все остальное, с чем, пусть и с невероятным напряжением сил, Лисе удавалось кое-как справляться. Но собственный захлебывающийся крик ее смертельно оскорбил. И это оказалось очень удачно, потому что унизительнее собственного визга она ничего себе представить не могла.
«Умереть молча» — так она когда-то решила, но, видимо, не судьба.
Смутная эта мысль заставила ее, тем не менее, бороться. Лиса, едва ли соображавшая, что с ней происходит и почему, попыталась собраться и «отключить» ощущения, и почти мгновенно, как мяч, отскочивший от стены, ухнула обратно в знакомую уже холодную тьму «той стороны».
«Что за черт!»
И тут она все вспомнила. Это было, как обвал в горах или удар огромной океанской волны, но упоминание о черте обрушило мешавший ей барьер, и Лиса вспомнила…
… Из пивной она ушла в начале одиннадцатого. Было еще не поздно, и здесь, в центре Мюнхена, на улицах оказалось полно народа, даже, несмотря на холодный ветер и облаву, устроенную после очередного — которого уже за этот день? — инцидента. Впрочем, полиция и спецназ вели себя вполне корректно. Война войной, но распугивать туристов себе дороже. Как и прежде, никто на Лису внимания не обращал, слишком она была обычная. Один раз документы все-таки проверили и, извинившись, тут же отпустили. И она не дергалась. А чего волноваться? Люди работают, террористов ищут. Вполне естественно улыбнулась полицейскому офицеру, возвращавшему ей удостоверение личности, помахала ручкой десантникам в камуфляже, и пошла, «пританцовывая», своей дорогой.
Через полчаса, недалеко от центра, но все же несколько в стороне от наиболее шумных улиц, она нашла себе подходящую гостиницу, небольшую и не отмеченную ни одной звездочкой, но чистенькую и даже уютную, во вполне провинциальном смысле этого слова. В том, что первое впечатление не обмануло, Лиса убедилась, оплачивая номер и поднимаясь к себе, на третий этаж. Все встреченные ею постояльцы оказались людьми немолодыми и обстоятельными. Настоящие бюргеры, среди которых она окончательно успокоилась. Успокоилась и, как ни странно, почувствовала себя «дома», хотя, казалось бы, какой из гостиницы дом, и при чем здесь чужая для нее, как Марс, Германия? Но так случилось. И причина, вероятно, лежала не в области конкретики, а только и исключительно в состоянии души. Здесь, на этом островке традиционного порядка, где все, и постояльцы, и работники отеля проецировали во вне, то есть и на Лису тоже, свое спокойное и уверенное отношение к миру и к себе в нем, и она — лишенная покоя душа — вопреки всему, вдруг ощутила себя не «отрезанным ломтем», а частью этого странного и, в общем-то, чужого для нее мира.
Придя в номер и наскоро приняв душ, Лиса уже через полчаса залезла в постель и с наслаждением смертельно уставшего человека вытянула ноги под теплым одеялом. В этот момент ей было так хорошо и уютно, что даже мысль закурить, исчезла, мимолетно и почти нечувствительно тронув сознание. Ничего кроме, как просто лежать, наслаждаясь этим чудесным состоянием, Лиса сейчас не хотела. Ей было хорошо, и может быть, поэтому, едва только она погрузилась в сладкую дрему, не успевшую еще, впрочем, превратиться в настоящий крепкий — «с устатку» — сон, Лиса легко и без внутреннего сопротивления ушла в Город. Возможно, это была ошибка. Делать так, не принято. И уж точно, что это была слабость, род наркотической зависимости, от которой не был свободен ни один маг. Но, с другой стороны, обстоятельства вроде бы благоприятствовали — она ведь была в номере одна — и желание «послушать улицу» и узнать новости взяло верх над вбитой, кажется, в спинной мозг осторожностью и здравым смыслом.
7
«Значит, это и есть плен…»
С этой стороны она увидела плен впервые. Как говорится, в первый и последний раз, потому что отсюда не возвращаются и в Город, чтобы рассказать, что там и как, не приходят. Во всяком случае, Лисе о таких случаях ничего конкретного не знала. Ходили, правда, какие-то глухие слухи, но, скорее всего, и они являлись не отголоском правды, а обычным для любой человеческой общности фольклором. Мрачными ночными страшилками, вот чем они были. И все, что подполье определенно знало о том, что происходит после захвата, знало оно не от сгинувших навсегда, а от тех, кто их брал. Раньше захваченных магов накачивали наркотиками, ну а теперь, судя по тому, что было известно Лисе, у «охранки» появились и другие, сильно продвинутые — после зверских экспериментов семидесятых-восьмидесятых годов — технические средства. Конечно, от мага, находящегося в беспомощном состоянии, ничего путного не добьешься, кроме, разве что, обычных для любого подполья паролей и явок. Но зато и сюрпризов ожидать не приходится. Впрочем, и волшебники не все на одно лицо. Одни могут много, другие — мало, но, не зная наверняка с кем имеют дело, сукины дети обычно не рисковали. Живой маг опасен, из этого и исходили. А потому при провале колдунов большей частью просто убивали, но не всегда. Информация хлеб любой контрразведывательной службы. Это аксиома. К тому же господам и товарищам и «науку двигать» нужно было. Так что и лабораторные кролики время от времени требовались. Все это Лиса знала, а теперь вот и сама влипла. И, судя по всему, влипла по-крупному.
Однако делать было нечего, вечно ведь внутри «кокона» сидеть не будешь, и, «отдышавшись», Лиса «вернулась в себя». На этот раз она знала, чего следует ожидать, однако лучше от этого не стало. Моментально вернулось ощущение пламени, лижущего кожу, страшная резь в глазах и убивающий гул в ушах, и, разумеется, треклятый зуд во всем теле, от которого можно сойти с ума.
— Что происходит? — нервно спросил отдаленно знакомый мужской голос.
— Не знаю, — ответил другой и тоже, вроде бы, слышанный раньше голос. — Мы с таким еще не сталкивались. Она не приходит в себя, а должна… Вернее, как будто приходит, но ненадолго, и снова… Черт! Смотрите! Вот опять, а сейчас она, по идее, должна уйти…
«Уйду…»
Лиса опрометью бросилась назад, в холод и тьму… Чего? Ада? Или специального Рая для умирающих в муках волшебников? Или это всего лишь агония, отсроченная смерть? Впрочем, сейчас у нее неожиданно мелькнула очень интересная догадка о природе спасительной «холодной тьмы», однако если это предположение было верным, следствием из него должно было быть…
Боясь поверить самой себе и еще более страшась, что ошибается, Лиса «оглядела» окружающий ее холодный мрак и со всей силой, на которую была сейчас способна, захотела увидеть звезды. И желание ее исполнилось. Не сразу и не вдруг, но дела это не меняло. Мрак «подернулся рябью» — более точного образа или определения у Лисы просто не нашлось — а затем там, где еще мгновение назад ничего не было, стало появляться нечто. В конце концов, звезды возникли из небытия, но были при этом такими, как если бы Лиса видела их сквозь плотную черную кисею. «Голосов» сквозь эту вуаль слышно не было, различия в цветности звезд только угадывались, и не факт, что догадки эти были верны, но все-таки мрак отступил. И это уже было настоящее кое-что. Лиса собралась с силами, даже не задумываясь над тем, что конкретно она делает — ей было достаточно знать, чего она хочет — и совершила еще один рывок. Ощущение было такое, как будто прыгаешь с одного края пропасти на другой и летишь над бездной. Но полет твой отнюдь не стремителен, как следовало бы ожидать, а, напротив, замер во времени или, скажем, оказался вписан в рисунок. Однако при всем при том, Лиса совершенно определенно знала, что «долетит» и, значит, спасется, но, с другой стороны, «ощущала», что «связки на ногах» порваны от запредельной силы толчка, и совершенно непонятно, как она теперь собирается идти на этих «ногах» дальше, после того, как долетит до противоположного края.
