И она «долетела». Темная вуаль исчезла, как ни бывало, и звезды, прекрасные звезды их тайного небосклона обрели свой истинный облик.
«Звезды…» — выходило, что случайная, вздорная, в общем-то, мысль на поверку оказалась отнюдь не вздорной и, вполне возможно, не случайной.
«Возможно, просто пришло время».
Могло случиться и так. Лиса всмотрелась в рисунок «звездного неба», пытаясь увидеть его «новыми глазами», но что скрывал рисунок созвездий? Что мог или хотел скрыть?
— Привет! — прошуршал в «ушах» вкрадчивый голос. Судя по всему, говорила с Лисой вот та маленькая прозрачная и искристая, как бриллиант, звездочка.
— Привет, — Лиса естественно знала, что голосам «сирен» верить нельзя, и отвечать им не следует. И никогда раньше этого не делала. Никогда. Раньше.
«Но сегодня у меня особый день…»
— Как дела? — спросила звездочка. — У тебя, похоже, неприятности?
— Да, — не стала скрывать Лиса. — Неприятности. У меня. Хочешь помочь?
— Тебе? — неожиданно звездочка изменила цветность, стремительно превращаясь из бриллианта в аметист, и светимость ее возросла, и видимые размеры тоже…
«Значит, все в нашей власти? Или все-таки только в ее?» — Лиса вдруг поняла, что «голос» принадлежит молодой женщине, совсем молодой, едва ли не юной. Именно женщине и непременно юной.
«Откуда я это взяла?» — но, уже задав себе этот вопрос, Лиса поняла, что, «говоря» слово взяла, подразумевала — знаю.
«Знаю…»
— Тебе? — спросила звезда.
— Мне, — подтвердила после паузы Лиса.
— Не знаю, — «серена» обрела уже свой истинный облик. Размеры ее и мощь вызывали уважение, граничившее со страхом. Впрочем, страха как раз и не было. Он умер, ее страх, где-то там позади, на хирургическом столе в пыточной мюнхенской «больнички». А истинность размеров… Откуда вообще взялась у Лисы уверенность, что видимые параметры звезды соответствуют действительности? И что означает «соответствуют»?
— Не знаю, — повторила звезда. — Или тебе помощь не нужна, или уже поздно. Не понимаю.
— Так что же тогда лезешь? — зло спросила Лиса, ощущая совершенно непривычные под «звездным небом» гнев и раздражение. — Пошла в задницу, сука!
И она рывком вывернула кусок черного траурного полотна наизнанку, проваливаясь под «светлые небеса». Но, даже оказавшись у ворот Города, не сразу смогла справиться с охватившими ее — ни с того, ни с сего — гневом и раздражением.
«Поймаю, убью», — вот какой была мысль, которую, как собака кость, принесла с собой Лиса «в зубах»… в Чистилище.
Скрипнул под ногами песок, повеяло жаром из раскинувшегося за спиной Пекла, но это было уже здесь, а боль, смерть и… да, страх, остались там, за барьером холодной тьмы.
«Интересно, — подумала она вдруг, рассматривая городские ворота. — Кто еще знает про „холодную тьму“?»
Вполне вероятно, что таких в Городе было больше одного, но почему, тогда, никто никогда об этом не говорил?
«Я должна обсудить это с Бахом, — решила она и пошла в Город. — С Бахом… или с кем-нибудь еще».
Лиса попыталась вспомнить всех городских «стариков», с которыми она могла бы откровенно поговорить о том, что с ней сейчас произошло. И о том, что случилось раньше, и, возможно, даже о том, что, скорее всего, с ней уже больше ничего не случится. Кроме смерти, разумеется. Однако об этом, как и обо всем остальном говорить оказалось не с кем. Бах и, возможно, Монгол… И все. У доньи Рапозы было много знакомых, но вот друзей у нее здесь почти не было.
«В подполье можно встретить только крыс, не так ли?»
Думать об этом в свой последний раз было мучительно, но это была правда жизни, какой Лиса знала ее не первый год. Впрочем, и думать — вообще думать — было сейчас мучительно трудно. Сердце билось, как сумасшедшее, в глазах все двоилось и плыло, и в пересохшем горле «скрипел горячий песок». Это было непривычное состояние, необычное для «светлого неба», но и эту досадную новизну Лиса встретила без особых эмоций. Чувства притупились и как-то ослабели.
«Ни то, ни се».
Все еще находясь в странном оцепенении, как будто оказалась внутри стеклянного аквариума, Лиса вошла в городские ворота и пошла дальше по давно уже ставшему привычным маршруту. Главная улица — Лиса так никогда и не узнала, когда и почему она стала называться Главной — Торжище, где ей встретилось несколько незнакомых или мало знакомых людей, лестница в Верхний город… Почему она свернула на лестницу? По логике вещей, ей следовало бы свернуть налево, в «Фергану», где можно было встретить Монгола или Твина, или пойти на Каскад, где вокруг Итальянской площади располагались те кабачки, в которых мог сейчас оказаться Бах или кто-нибудь из знакомых ей людей из «Эстафеты», «Тропы», или «Схрона». Однако она пошла на Лестницу, где кроме воспоминаний ее никто не ждал. Впрочем, в этом, как оказалось, Лиса ошибалась.
На середине подъема, слева… Она даже вздрогнула от неожиданности, увидев, вернее, осознав то, что видели сейчас ее глаза. Двери в кофейню Гурга были снова открыты. Ошеломленная Лиса встала, как вкопанная, и не могла отвести взгляда от уютной полутьмы, заливавшей небольшой зал со сводчатым потолком и узкими окнами, прорезанными в толстых каменных стенах.
«Гург?»
До нее донесся запах свеже сваренного кофе, и не в силах противостоять мгновенно возникшему желанию поверить в невозможное, Лиса шагнула к гостеприимно распахнутым двустворчатым дверям.
Шаг, еще шаг — «Да что же это такое?!» — и она вошла в прохладу кофейни, в наполняющие ее запахи, и сразу же увидела ожидающего ее у стойки человека. Он был невысок и худощав, и совершенно не походил на Гурга, но одет был точно так же, как тот, и смотрел на Лису с тем же самым выражением, какое появлялось на лице старого хозяина кофейни, когда кто-нибудь заходил к нему на чашку крепкого кофе по-турецки.
«Это что-то должно означать?»
— Здравствуйте, уважаемая, — улыбнулся мужчина и ободряюще кивнул. — Хотите кофе?
— Здравствуйте, — откликнулась Лиса. — Да, спасибо. Когда-то…
— Бывали у Гурга? — как ни в чем, ни бывало, спросил новый хозяин кофейни и повернулся к ней спиной. Ничего оскорбительного в этом движении, впрочем, не было, он просто сразу же — без суеты и спешки — взялся за выполнение заказа. Там, за стойкой, как хорошо помнила Лиса, стояли две жаровни с золотистым кварцевым песком, на котором когда-то, давным-давно, Гург творил свои маленькие чудеса.
— Да, — ответила она в спину ресторатора. — Бывала. А вы, простите, кто будете?
— А я его племянник, — не оборачиваясь, ответил мужчина. Вопросу он, судя по всему, не удивился.
«Он его ждал», — поняла Лиса и села за ближайший столик.
— Я Георг, — между тем, представился «племянник Гурга», и выжидательно посмотрел на Лису через плечо, как бы приглашая представиться и ее. Но Лиса молчала, она была занята другим. Она переваривала услышанное. Но и Георг не настаивал, решив, по-видимому, оставить свой вопрос там, где тот, собственно, и находился — в области невыраженных сущностей. Намек не вопрос, не так ли?
