«Прошел Содомом… — вспомнил Кайданов слова покойного Трифонова. — Или у Трифонова было как-то иначе?»
Впрочем, дело ведь не в словах, а в факте.
Однако никаких подробностей инцидента узнать сейчас не представлялось возможным, поэтому они отпустили Зигфрида отдыхать, не сообщив ему, естественно, куда и зачем ходили вместе, попили чаю и легли спать. Просто спать, хотя казалось бы, после свадьбы вполне естественным было не спать вовсе. Но Кайданов был все еще слишком слаб, и Рэйчел, решительно отмела все его, надо отметить, не слишком убедительные возражения, скомандовав — разумеется, очень нежно, но недвусмысленно — «отбой». Но выспаться не удалось.
Кайданов проснулся с минуту назад или чуть больше и, решив, сначала, что ему просто все еще нездоровится, хотел было уснуть снова, но уже через мгновение понял, что дело совсем не в этом. Тем более, что полчаса сна, как оказалось, отнюдь не прошли для него даром, и, судя по самоощущению, он уже вполне «воскрес», причем настолько «поправился», что, едва не отвлекся от тревожного ощущения, почувствовав, как нежно прижимается к нему «во сне», мгновение назад еще совершенно определенно спавшая, а теперь уже проснувшаяся Рэйчел.
«А может ну ее, эту рыбалку», — подумал он с ленивым весельем, но тревога не проходила, а ощущение чего-то такого, напротив, становилось все более и более отчетливым.
— Я его действительно чую, — сказал он и, взяв с пола пачку сигарет, закурил.
— Кто это? — спросила Рэйчел и, мягко вынув из его пальцев сигарету, затянулась.
— Не знаю, — покачал головой Кайданов, имея в виду и этого неизвестно кого, и ее, укравшую у него сигарету. — Но он колдует, а я его не «вижу». Ты о таком слышала?
— О чем таком? — спросила она, возвращая сигарету.
— О том, что можно колдовать «не светясь».
— Нет, — покачала она головой.
— И я, нет, — Кайданов отдал ей сигарету и стал одеваться. — Но поверь мне, это-то как раз и происходит.
Глава 9
Поднимается солнце (4 октября, 1999)
1
«Зачем я это сделала?» — Вопрос был непраздный. Скорее всего, жить Лисе, а значит, и Деборе оставалось совсем недолго. Ровно столько, сколько продержится молодой здоровый организм Доминики Граф.
«Жалко девочку». — О ком она печалилась? О давно умершей немецкой девушке или о себе самой, влетевшей под нож, нарушив ею же и сформулированные принципы выживания в подполье?
Лиса допила кофе и поднялась к собору Иакова. Сюда, на площадь, она не приходила уже много лет, и, хотя, здесь, как и везде в Городе, время являлось лишь субъективной мерой существования людей, но не вещей, место это показалось теперь покинутым и обветшавшим. Даже изысканный фасад готического собора, казалось, стал темнее и старше. Вероятно, все дело в том, что двери его закрыты, и Лиса устала ждать и надеяться, что когда-нибудь они отворятся вновь. Место Иакова — без него самого и его музыки — было пусто и лишено смысла и души.
Но вот открылись двери кофейни Гурга, и вроде бы появилась тень надежды, ведь «племянник» не удивился словам Лисы. Чего-то в этом роде он, видимо, и ожидал. Пусть не от незнакомой ему даже по описанию Деборы, но от кого-нибудь другого подобных слов он ожидать мог. Вопрос лишь в том, зачем их произнесла Лиса.
«Я прощалась», — признала она.
Прощалась… С кем? С умершим много лет назад Иаковом? Иаков умер, и музыка его умерла вместе с ним.
«Музыка…»
А если не умер? Могло ли случиться, что Иаков — это личина Некто Никто?
Нельзя сказать, что мысль эта посетила Лису впервые, но здесь, на этой площади, перед его, Иакова, собором, к которому Лиса и Герман впервые пришли двадцать пять лет назад, мысль эта уже не казалась невозможной.
«Любовь моя… Господи!» — Даже не произнесенные вслух, слова заставили ее поморщиться. Так Лиса не выражалась никогда, ни про себя, ни тем более, вслух.
Она окинула взглядом пустынную площадь и на минуту задумалась, проверяя, не осталось ли у нее долгов. Выходило, что нет. Нота сигнал подполью отправила еще в начале первого ночи, когда уходила из гостиницы на поиски подруги. В лобби очень кстати оказался комп, подключенный к Интернету, так что за две-три минуты, которые она могла себе позволить, Лиса успела вывесить «черный вымпел» везде, где только можно. Ну а здесь, в Чистилище, то же самое должен был сделать Алекс, и оставалось надеяться, что так он и поступил. Об остальном следовало забыть, хотя хотелось бы, конечно, попрощаться с некоторыми людьми, но, видимо, не судьба. Баха в Городе не оказалось, Твин появлялся редко, да и в любом случае, что она должна была им сказать? И что могла себе позволить сказать? Конечно, задним числом все выяснится. Алекс и Кайданов расскажут свою часть истории, Георг — свою. Умные люди, те, кто умеет сопоставлять факты, все поймут. А пока, пусть продолжают искать Рапозу, и Доминика Граф та еще загадка для компетентных органов. Вот они пускай головы и ломают, а Лиса им не помощник. Никак нет.
Однако смирения не получалось. И дело, судя по всему, упиралось даже не в характер Лисы, который вопреки очевидным фактам не позволял ей признать поражение. Пока жива, борись, и что-то там еще из басни Толстого про лягушку и молоко. Смешно. Борись, дрыгай лапками… Поборешься тут, как же!
Лиса сотворила очередную сигарету и затянулась.
«Точно анаша! И откуда это? В жизни не баловалась планом».
И в самом деле, откуда что берется. Это платье, например, или имя…
«Дебора…»
«Не стало обитателей в селениях у Израиля, не стало, доколе не восстала я, Дебора, доколе не восстала я, мать в Израиле…»
«Красиво сказано». — Согласилась Лиса, но вот беда какая, не быть ей «матерью в Израиле». Однако что-то было заключено в этом имени, что-то такое. Словно подсказка из Книги Судей стучалась и не могла достучаться до Лисиного сознания.
«Дебора… Судья и пророчица… Пророчица?!»
Сигарета прогорела до самого фильтра, но Лиса этого даже не заметила, как не видела и мертвых домов, окружавших площадь Иакова, и готического храма, взметнувшего свой болезненно тонкий шпиль к небесам без солнца и луны. Перед ее внутренним взором стремительно проносились события последних нескольких дней, в которых, тут и там, разбросаны были намеки на странные и даже невероятные обстоятельства.
«Господи!» — задним числом, все было настолько очевидно, что даже страшно делалось от того, что все это могло означать.
Звездное небо знакомо всем, но холодную тьму Лиса узнала сегодня впервые и, возможно, первой среди других магов смогла прийти в Город прямо с пыточного стола.
«Тело и душа… Что?»
Неразрывная связь материального носителя с «ментальной субстанцией, в просторечии именуемой душой», считалась аксиомой, но Лиса-то этот постулат их доморощенной науки сегодня как раз и опровергла. И следствия… следствия из этого факта были такие, что дух захватывало и начинала кружиться голова.
