— Да, спасибо, — Кайданов чувствовал себя скверно. Разговор, чем дальше, тем больше, ему не нравился, однако и уйти он не мог, хорошо понимая, что больше ему идти некуда и не к кому.
— Так что там с магией? — почти зло спросил он вслух.
— С магией? — старик извлек из воздуха две большие фарфоровые часки, над которыми поднимался парок, и протянул их Лисе и Кайданову. — С сахаром, по две ложки на чашку.
— Спасибо, — сказала Лиса, принимая чай. — Но вы, кажется, начали говорить о магии.
— Да, — кивнул старик. — Фарадей, вы умеете передвигать вещи без помощи рук?
— Да, — неуверенно признал Кайданов, вспомнив вдруг, как с полгода назад, как-то вечером передвинул взглядом парковую скамейку у Городского пруда. — Да, умею, но это никакая не магия!
— А что тогда? — старик был само спокойствие, хотя не мог не видеть, что Кайданов на грани срыва.
— Все можно как-то объяснить, — с вызовом ответил Кайданов.
— Вы так думаете? — вежливо спросил Иаков и сам же ответил на свой вопрос:- Впрочем, вас так учили. Да и почитать в ваших Палестинах, наверное, особенно нечего.
— Ну я бы так не сказал, — обиделся за родину Кайданов. — Я читал Райта, Хэнзела, Сюдре, Пратта.
[4] Вам достаточно? Если нет, так у нас и свои исследователи, слава богу, есть, не хуже ваших! Вы слышали о Бехтереве?
[5] А статью Зинченко и Леонтьева читали?
[6] А я, между прочим, читал и отчеты Турлыгина и Перова.
[7]
— И как вам все эти Нинели Калугины и Розы Кулешовы?
[8] Внушают осторожный оптимизм, как Александру Романовичу?
[9]
— Что? — опешил Кайданов, который никак не ожидал, что старик Иаков настолько хорошо знаком с советской действительностью.
— Скажите, Фарадей, — мягко улыбнулся старик. — Только честно, чем вы двигали ту скамейку?
— Откуда вы…? — удивленно вскинулся Кайданов.
— Не важно, — отмахнулся Иаков. — Вопрос принципиальный. Вы же, кажется, немного разбираетесь в физике, господин Фарадей. Откуда взялось столько энергии, и как она, по-вашему, была передана скамейке?
— Не знаю, господин Иаков, — Кайданов уже взял себя в руки и смог даже саркастически улыбнуться. — И древние люди не знали, что земля круглая. Ну и что? На то и существует наука, чтобы искать ответы на поставленные природой вопросы.
— Разумно, — кивнул старик. — Беда, однако, в том, господин Фарадей, что вы и такие, как вы, хотите применить научный метод к чему-то такому, что априори объектом науки являться не может.
— Почему бы? — скептически прищурился Кайданов, почувствовавший, что наконец-то оказался на твердой почве. О науке он мог говорить долго и много, и часто говорил.
— Потому что то, о чем мы сейчас с вами говорим, самим фактом своего существования опровергает непреложные законы природы, сформулированные столь любезной вам наукой, — спокойно объяснил Иаков. — И которые, в свою очередь, являются для нее, этой вашей науки, исходной точкой, базисом, аксиоматической основой.
— Что вы имеете в виду? — но, на самом деле, Кайданов уже понял, о чем говорит старик, и с неудовольствием констатировал, что, скорее, согласен с этим, чем наоборот.
— Закон сохранения массы и энергии, причинно-следственные связи, Ну и много еще чего по мелочам, — почти весело сказал Иаков. — Подождите! — поднял он руку. — Бог с вами и вашей скамейкой! Вот, донна Рапоза, насколько я знаю, может останавливать время, локально, разумеется, и ненадолго, но…
— Что?! — Кайданов резко обернулся к Лисе и с ужасом посмотрел ей в глаза. — Ты…?!
Но она могла уже ничего ему не отвечать. По тому безумию, которое плескалось сейчас в этих чужих, незнакомых ему глазах, Кайданов понял, что старик Иаков говорит правду.
«Господи! — взмолился он. — Господи! Если это правда, ведь это же…!»
Но думать сейчас о том, что означала эта правда, он не мог. Его охватил страх, самый настоящий животный страх, как если бы внезапно разверзся под его ногами Ад. И, вероятно, старик это понял. Лицо его стало строгим и даже, кажется, угрюмым.
— Добро пожаловать в Ад, — сказал он своим глубоким звучным голосом. — Но только это не конец, Фарадей, это начало, а вот каким будет продолжение зависит уже от вас самого.
7
Ребята ушли. И то сказать, задержались они здесь непозволительно долго. Однако у него самого было еще немного времени, и он сел за стол в кофейне Гурга и закурил сигару.
— Кофе будешь? — спросил из-за стойки Гург.
— С удовольствием, — в голове зазвучала новая мелодия, которую не хотелось отпускать. Это была совершенно новая музыка, и звали ее Лиса. — Ты же знаешь, как я люблю твой кофе.
— Да, — улыбнулся Гург. — Знаю. Я непревзойденный мастер кофейной иллюзии, впрочем, та бочка с коньяком все еще не опустела…
— Тогда, пусть будет кофе с коньяком, — в свою очередь улыбнулся Некто, которого здесь звали Иаковом.
Он сидел за столом, глядел в затягивающий кофейню полумрак, но видел только Лису и слышал ее Музыку. Если бы он записывал все те мелодии, которые переполняли его душу, то та Музыка, что звучала в нем сейчас, превратилась бы в симфонию, которой, возможно, позавидовал бы сам Моцарт, но Некто свою музыку только исполнял, и только здесь, под «светлыми небесами».
— Что слышно? — спросил он Гурга, который, подойдя к столу, выставил перед ним большую чашку с божественно пахнущим кофе и серебряный стаканчик с коньяком.
