Страх был естественным состоянием человека, живущего на краю. И глупо было бы не бояться, если твоя жизнь вечно висит на волоске.
«Я человек, — без всякой иронии признала Лиса. — А разве может быть человек, лишенный страха?».
Ни страх, ни ненависть, рождаемая бессилием перед неотвратимостью истории и судьбы, ни одиночество, которое не менее мучительно, чем страх, ничто из этого не унижало ее, не оскорбляло, и не делало хуже, чем она есть.
«Я солдат». — И ведь так, собственно, все и обстояло. Лиса была солдатом на страшной нескончаемой войне и вполне естественно страшилась смерти, как любой другой нормальный человек, и ненавидела своих врагов тем больше, чем сильнее они были, как стал бы ненавидеть на ее месте любой другой. Но еще и, прежде всего, она была женщиной, которой слишком много приходилось думать о других и слишком часто отодвигать свое, личное в сторону. Так и случилось, что в конце концов она оказалась одна, а человек один быть не может и не должен, потому что…
«Стадное животное…» — на этот раз ирония удалась, Лиса усмехнулась и, достав сигареты, закурила.
Табачный дым смешивался с паром от дыхания, образуя маленькие облачка, похожие на «пузырьки» реплик, какие пририсовывают своим героям художники комиксов. Подумав о комиксах, Лиса попробовала посмотреть на себя со стороны, представив такой, какой должна была бы выглядеть в одной из таких рисованных историй. Одинокая женская фигурка в светлом плаще, идущая сквозь ночной город и говорящая, ни к кому, собственно, не обращаясь — ну, разве только к себе самой: — «Я женщина…»
Она снова усмехнулась, свернула за угол и увидела свою гостиницу. Если бы не неоновая надпись, идущая над обращенным к Лисе фасадом, то отель ничем особенно от окружающих жилых домов не отличался. Обычное, серое и невыразительное четырехэтажное здание с высокой по местной архитектурной моде, черепичной крышей. Тем не менее, гостиница была старая, она существовала уже едва ли не шесть десятков лет, и внутри, не считая маленького и не располагающего к отдыху лобби, была более чем комфортабельной, вполне соответствуя своим четырем заявленным в рекламном проспекте звездочкам.
Лиса кивнула ночному портье, взяла ключ и на лифте поднялась на четвертый этаж. Усталости она все еще не ощущала, и сна, как говорится, ни в одном глазу, но и шляться по ночному городу надоело тоже. А в номере — просторном и обставленном старой добротной мебелью — ждала бутылка коньяка, предусмотрительно купленная еще вечером, перед самым закрытием магазинов, когда Лиса разыскивала этот как раз отель.
«Коньяк, сигарета и ночь за окном… только камина не хватает».
Впрочем, бог с ним с камином, в комнате и так было тепло, а, пожалуй, что и жарко. Лиса сняла плащ и, сбросив туфли, совсем было устроилась в большом едва ли не «вольтеровском» кресле, чтобы спокойно выпить и обдумать под бессмысленное «бу-бу-бу» телевизора свое житье-бытье, как неожиданно случай предоставил ей даже лучшую возможность, чем могло предложить неизбалованное изысками воображение. Перед тем как прочно засесть в кресле перед телевизором, она решила принять душ, потому что кто его знает, сколько вопьется под такое настроение, и будут ли потом силы тащиться в этот треклятый душ. Однако, оказавшись в ванной комнате, а это по всем статьям была именно комната, размерами ненамного уступавшая просторному гостиничному номеру, Лиса поняла, как мало она знает о нормальной человеческой жизни. Раньше она думала, что такая роскошь возможна только в каких-то очень особых и, соответственно, дорогих отелях. Но вот отворилась обычная белая дверь в «санузел», и перед Лисой открылась огромная, облицованная белым и черным кафелем и вымощенная черной мраморной плиткой комната, где прямо перед дверью на возвышении высотой в одну ступень стоял черный просторный стол с зеркалом и красный с высокой спинкой стул-табурет перед ним. Справа от стола располагалась сложной формы ванна-джакузи, вмурованная в облицованное черным кафелем возвышение (на этот раз аж в три пологих ступени!), а слева — две кабинки из непрозрачного голубоватого с «зимними» узорами стекла: душевая и для унитаза.
«Н-да…» — вообще-то, как она сразу же подумала, в такой ванне нужно «мыться» вдвоем, что, по-видимому, и предусматривалось, учитывая форму и размеры этого произведения «банного» искусства. Но Лиса оказалась здесь и сейчас одна и, более того, будет ли когда-нибудь в ее жизни сакраментальное «вдвоем», не знала, и знать не могла. Однако и не воспользоваться неожиданно выпавшим случаем, было бы если и не преступлением, то уж точно глупостью. Иди знай, что ожидало ее впереди, в затянутом туманом неопределенности будущем? Возможно, ничего хорошего.
Лиса пустила воду и, вернувшись в номер, забрала оттуда бутылку, стакан, пепельницу и сигареты. Расположив все это богатство на краю ванны, она стала раздеваться и тут, непроизвольно взглянув на свое отражение в стенном зеркале, остановилась, что называется, со спущенными штанами. Вчера днем, впервые увидев в зеркале Дебору, Лиса была слишком поглощена открывшимися изменениями, чтобы произвести «разбор и учет» доставшегося ей нежданно-негаданно добра. Но сейчас, когда она уже успокоилась и втянулась в ритм нового — «посмертного» — существования, Лиса внимательно и даже критично прошлась взглядом по всем деталям ландшафта и пришла к выводу, что тело ее безупречно, при том не вообще, а именно в ее собственных глазах. Это было сродни тому редкому, в общем-то, случаю, когда образ воображения, возникший по прочтении книги, идеально совпадает с образом, созданным при экранизации этой книги актером и режиссером.
«Кажется, в математике это называется конгруэнтностью».
Если у Лисы и существовал когда-нибудь глубоко спрятанный от себя самой образ-идеал женской красоты, которому хотелось бы соответствовать, то именно он теперь и воплотился в реальность. Или, вернее, Лиса в нем воплотилась, превратившись — непонятно когда, где и как — из Доминики в Дебору. И даже седые, платинового отлива длинные волосы не портили впечатления, по своему дополняя и уточняя образ нерядовой женщины, стоявшей сейчас перед зеркалом со спущенными до щиколоток голубыми джинсами. Впрочем, оценив по достоинству открывшуюся перед ней картину, Лиса поняла и кое-что еще: одеваться так, как она была одета сейчас — а одета она была в случайные, уворованные во время бегства из Мюнхена вещи — ей более не следовало. Не тот стиль.
«И вообще…» — поморщилась она, сопоставляя свое весьма среднее белье с окружающей роскошью. — «Это называется, со свиным рылом…»
«Придется, — она с удовольствием избавилась от одежды, и, закурив по дороге сигарету, погрузилась в горячую воду. — Озаботиться еще и сменой гардероба».
10
Врачи утверждают, что сидеть в горячей воде вредно. Во всяком случае, долго. Тем более, не рекомендуется распивать в ванной алкогольные напитки. Но вредно или нет, Лиса провела в джакузи никак не менее получаса. Возможно, что и больше, но кто считает! Ей было удивительно хорошо, а времени, залезая в горячую воду, она, разумеется, не засекла. И естественно, у нее не было часов, так что полагаться в своих расчетах Лиса могла только на внутреннее чувство. Однако, поскольку и расчетов, собственно, никаких не производилось, и внутреннее чувство по случаю общей релаксации организма было отпущено пастись, где ему в голову взбредет, ничего конкретного, кроме ощущения «не менее получаса», Лиса предложить не могла. Впрочем, и предлагать было не нужно, потому что и вопроса такого не стояло.
