Некто Никто возвращался в ее мысли с упорством достойным лучшего применения. Но вот какое дело. Лиса не знала теперь, любит ли его по-прежнему, и если все-таки любит, то нужна ли ее любовь этому таинственному человеку, который всегда приходил, когда считал нужным, и уходил точно так же, никого не спросив. «По-английски». На этот раз, правда, он, судя по всему, изменил своему излюбленному модус операнди, устроив в Тель-Авиве такой «гвалт», что мама не горюй. Зачем?
«Не смог без шума? Или так и было задумано?»
Иди знай, что там случилось и почему! Иди…
6
В Берлин она все-таки приехала. Не то, чтобы окончательно решила, пойдет или не пойдет на встречу, но из надоевшего до чертиков Цюриха убралась и, если уж так, то почему бы, в самом деле, не в Берлин?
«Разлук так много на земле и разных судеб… И городов много и людей, но куда не кинь, всюду…» — Она проехала с ветерком по автобанам Западной Германии, никуда особенно не спеша и делая остановки там и тогда, когда и где «стих» находил. А находил он часто и в очень приятных местах, потому, вероятно, что не только трудные мысли «о главном», но и «муза красивой жизни» не оставляла Лису тоже. Так что до места добралась уже ближе к ночи, но это, как говорится, отнюдь не смертельно. Время ведь функция обстоятельств: когда спешишь, его никогда не хватает, а когда живешь не во времени, а в пространстве, то и того и другого полно.
Она устроилась в отеле, сходила в ресторан, поужинала там с аппетитом, насладившись между делом вежливым вниманием сразу двух патентованных красавцев — типичного арийца, одетого с артистической небрежностью, и смуглого атлета в безукоризненно консервативном костюме тройке темно-серого цвета — и одарив обоих царственной улыбкой, убыла в номер, где полчаса полоскалась в ванной, позволив себе немного коньяка — для релаксации и чуть-чуть сладких грез, проходящих в ведомости «незатейливых развлечений одинокой женщины» по статье «только для взрослых», и наконец с огромным удовольствием нашла себя в роскошной постели. Но в Город не пошла, неожиданно почувствовав избыточность этого привычного хода действий, а просто заснула, чтобы проснуться через семь часов сорок три минуты, ровно в восемь, и начать новый день.
7
Весь этот день, который вполне мог оказаться особым, но мог таковым и не стать, она гуляла по Берлину. Город Лисе решительно не понравился, но это не означало, что в нем невозможно было найти приятных мест. Она их и находила, обходясь, впрочем, без путеводителя и карты, а полагаясь на одну только интуицию, неизменно приводившую ее в этот день именно туда, куда следует, то есть туда, где Лисе было хорошо и легко и где естественным было занять голову какими-нибудь милыми пустяками, чем-нибудь необязательным, но приятным. Например, задуматься, о вечернем платье, которое Лиса надевала пока один лишь раз в жизни — во время охоты на Вальдхайма — и которое решила теперь себе сотворить.
Потом она оказалась в здании Нового Культурного Центра и довольно долго бродила по залам музея, рассматривая картины каких-то немецких авангардистов, в которых совершенно не разбиралась, но которыми сейчас неожиданно увлеклась, находя особую прелесть в этих нечетких тревожных линиях и неожиданных сочетаниях цветовых пятен. В конце концов, она даже снизошла до того, чтобы прочесть объяснения, вывешенные в каждом из залов выставки, и с огромным удивлением узнала, что уже два часа рассматривает картины отнюдь не современных художников, а произведения давно умерших — и иногда очень плохо умерших — классиков, работавших в начале двадцатого века.
«Классики и… современники», — покачала она мысленно головой, обещая себе в обязательном порядке восполнить пробелы в образовании.
«А он?» — неожиданно задумалась Лиса, уже выходя из музея под мелкий дождик. — «Он в таких вещах разбирается?»
Скорее всего, ответ положительный. Что знал или чего не знал Некто, сказать было трудно, но старик Иаков знал, кажется, абсолютно все.
«Знает, — поправилась она, так как уже не сомневалась, что Некто и Иаков это один и тот же человек. — Знает…»
«Знал, знает… будет знать… — крошечные, совершенно невесомые капли дождя оседали на лице, приятно холодя кожу. — Да, несомненно!»
Решение, как это уже случалось, пришло сразу в готовом виде. Да, ей действительно необходимо пойти на встречу с Кайдановым, однако совсем не затем, зачем она думала раньше. Впрочем, то, ради чего ей следует там быть, представлялось пока несколько туманным, но одно Лиса знала уже совершенно определенно: все это как-то связано с Некто. И, несмотря на то, что непроясненность их отношений как будто предполагала сохранение дистанции, сейчас ей это не мешало. Напротив, именно поэтому — а как это, и с какой стати, стало вдруг совершенно неважно — она туда и пойдет.
8
Что есть любовь?
Это очень странно, когда взрослый, во всех смыслах поживший и успевший даже один раз умереть мужчина задается такими странными вопросами.
Что есть любовь?
Худшего занятия, чем пытаться ответить на этот хрестоматийно неразрешимый вопрос, трудно даже придумать, но, тем не менее, именно этим и была занята теперь голова Виктора.
— Что скажешь? — спросил он Ольгу, зашедшую к нему, чтобы «из одной только вежливости» поставить Августа в известность, что, хочет он того, или нет, они с Персивалем намерены сегодня в пять тридцать отобедать в ресторане «Кемпински». Столик заказан, Персиваль ждет в машине. И зашла она, в общем-то, «буквально на минуту», затем только, чтобы сообщить его светлости князю, где он их сможет найти, если они ему вдруг понадобятся. Но на эту наглую выходку Виктор даже реагировать не стал. Пусть их, героев, они по-другому не умеют. Спросил о другом.
— Что скажешь? — спросил он.
— О чем, князь? — темно-синее платье очень шло Ольге, и крупные голубые сапфиры в ушах и каплевидном кулоне, повисшем на тонкой золотой цепочке в глубоком узком декольте, тоже.
— О Катарине, разумеется, — Виктор раскурил трубку и посмотрел Ольге прямо в глаза. — И не называй меня, пожалуйста, князем, Оля. У меня есть имя.
— Она его любит, Виктор, если ты хотел спросить меня именно об этом, — Ольга улыбнулась и, подойдя к зеркалу, поправила завиток блестящих черных волос над виском.
— Я догадался, — желчно возразил Виктор, попыхивая трубкой. — Но за что?
— А за что вообще любят? — пожала она узкими, необычайно сексуальными, как стали теперь говорить, плечами.
— Ты права, — кивнул Виктор, тем более, что и сам знал, что задал дурацкий вопрос. — Ты задала правильный вопрос, а я — нет.
— Да, нет, Виктор, — Ольга возвратилась к столу и открыла крошечную лакированную сумочку. — Мы оба с тобой правы и неправы одновременно, — она достала пачку «Кемела» и щелчком выбила из нее сигарету. — Вчера вечером, на улице, ко мне подошел один симпатичный парень…
