– Начало в восемь. Я за тобой заеду, – кричит чуть ли не из-за двери.
Закатываю глаза и поднимаюсь в спальню. Спать хочу. А лучше сдохнуть.
ОКС.
Это ужасно, нет, не так. Это до конца не описать словами. Когда ты смотришь на любимого человека, видишь всю его боль. Видишь то, как он мучается… это невыносимо. Сердце сжимается от тоски и переживаний.
Эта поездка в Москву стала самой гадкой за последние несколько лет. Я видела её. Да, это точно была она. Красивая, стройная, с шикарными волосами, а эти утончённые ключицы, запястья…
Мне, с моим ростом и широченными плечами, до неё далеко. Она Дюймовочка, а я почувствовала себя слонихой. Не жирной, зато неуклюжей и какой-то распухшей.
Он так смотрел на неё, я никогда не видела, чтобы он на кого-то так смотрел. С обожанием. Нет, в нём была злоба, но также и безграничная любовь. Он любил её. Точнее, любит до сих пор.
Он никогда не посмотрит так на меня. Такая любовь бывает в жизни только раз. После все будут лишь тенями, жалким подобием. Я она и есть. Тень. Незаметная, почти безликая.
Что я испытывала, смотря на нее, сидя через стол… сожаление. Сожаление и страх. Мне было некомфортно, почему-то я впервые в жизни казалась себе ущербной. Я всегда была красоткой с толпой поклонников. Всегда была окружена вниманием. Это последние два года, забралась в свою скорлупу и не вылезаю оттуда напоказ другим. Только ему. Потому что, по сравнению с ним, все они – та самая жалкая пародия. Ненужная, пресная, не интересная.
Я чувствовала, как ему больно. Я злилась на неё, потому что она виновна в этом. Она.
Нью-Йорк встретил нас солнцем. Я уже успела соскучиться по родному городу, по кузине, маме. Вроде не была здесь около месяца, сначала Техас, потом Лас-Вегас, после Москва, но ощущение, что прошла пара лет. Я безумно люблю этот город. Город моего детства.
Вечером я трясусь словно осиновый лист. Ноги кажутся неуклюжими. Я шагаю по лестницам и боюсь упасть. Богдан идёт следом. Мы только приехали в галерею. Начало было сорок минут назад, но народу уже слишком много. Дело не в выставке, а в благотворительном аукционе после. Работы будут уходить за огромные деньги. Но все вырученные средства пойдут в фонды помощи больным детям.
Раньше Богдан не ходил на подобные мероприятия. Он просто переводил внушительные суммы на счета, убеждая меня в том, что весь этот пафос ни к чему. Поэтому, когда он согласился на это предложение сегодня днём, я была в шоке.
– Фотограф, конечно, отстой.
– Богдан, и у стен есть уши. Потише, пожалуйста.
– Говорю, что думаю.
– И очень зря.
– Ханжа ты.
Поджимаю губы, делая вид, что рассматриваю фото. Прячу руки в карманы брюк, чтобы он не заметил моей дрожи. Моя обычная реакция. Когда я нервничаю. Не могу это контролировать, они словно и не мои вовсе становятся.
– Не обижайся, – ухмыляется, – шучу.
– Я понимаю. Знаешь, может быть, поужинаем после? Здесь недалеко ресторан одного моего…
– Давай, – кивает и уходит в глубь зала.
Робко улыбаюсь, опуская голову вниз. Будь собой, Окс. Всё будет хорошо. Просто будь собой. Словно мантру повторяю эти слова, а после иду на аукцион.
Глава 6
Герда.
Я знала, с самого начала знала, что это неизбежно. Наша встреча была неизбежной.
Нас всегда тянуло друг к другу, и этот срыв… он был ясен как день. И конечно, не мне одной. Гриша всё знал, а может, подстроил заранее и специально решил провести этот вечер в загородном клубе.
Я лежала одна в пустой постели гостиничного номера и совершенно не боялась его прихода. А смысл? Бояться… сожалеть… не о чем.
Потому что сейчас я думала лишь об одном. Он меня не выслушал. Богдану не были нужны мои откровения. Он просто ушёл. Ушёл, навсегда закрыв от меня своё сердце. И именно это сейчас, в этот миг, раз и навсегда окончательно разбило моё. Потому что всё время во мне еще жила надежда. Я хотела этой встречи, надеялась и верила, что она станет спасением. Но тщетно…
Это так непримиримо грустно, но, видимо, так задумал кто-то свыше.
Дверь в номер открылась, подавая тонкий лучик света из коридора.
Гриша не пытался быть тихим. Наоборот, он словно запугивал своим появлением. Наседал на мои и без этого расшатавшиеся нервы.
Он скинул пиджак, перешагивая через него. Глаза Назарова поблескивали в полутьме, и я была уверена, что смотрели они на меня.
Поэтому не раздумывая села на постели, поудобнее устраиваясь на подушке за спиной. Включила ночник, а Гриша нахмурился. Он был уверен, что я сплю? Глупости.
– Позвони матери, – бросил небрежно, усаживаясь в кресло.
Я напряглась. Чувства ещё не успели захлестнуть разум, но я и так знала, что происходит.
Взяла с тумбочки телефон и, набрав номер, медленно поднесла к уху. Мама ответила сразу. Она явно была напугана.
– Всё хорошо? Ты где? Тея с тобой?!
– Герда.
Одно сказанное замогильным голосом слово, а мой телефон уже в его руках. Он смотрит взглядом победителя.
– Ты слишком плохо себя вела, а я предупреждал, что нужно быть хорошей, послушной девочкой.
– Где они? Что ты задумал?
– Не твоё дело. В следующий раз будешь думать, прежде чем…– замолчал.
И смотрел так, словно ему не всё равно, словно то, что я сделала, ранило его на самом деле. Словно ему больно. Но ведь такого не может быть, это же Назаров …
Он пошёл к двери, обернулся у порога, сверкнул хищной улыбкой и положил ладонь на ручку.
– Думаю, я переночую сегодня в другом месте. Не хочется ложиться в одну постель со шлюхой.
Гриша ушёл, а я не могла понять, что чувствую. Страх сменился каким-то странным, необъяснимым осознанием. Мне все ещё было страшно, я не знала, где мама и Тея, но также и то, что ответов мне никто не даст. По крайней мере, пока Гриша не решит иначе.
Сон теперь уже казался чем-то несбыточным. Я накинула халат и зачем-то пошла в коридор, но у лифта меня встретила Гришина охрана, вежливо прося вернуться в номер. Сидя на полу у окна, я только сейчас осознала, куда своим поступком я могла впутать Богдана.
Он бесспорно богат и успешен. Он звезда. Но вот Гриша по самую макушку утонул в криминале, и не дай бог в его больной голове появится…
Даже думать об этом не хочется.
Он ещё не раз мне это вспомнит, но, пока я буду рядом с ним, я никому не наврежу. Ведь, если подумать, я на самом деле приношу людям только вред. Раньше Гриша говорил это очень часто, о том, что я виновна в поломанных жизнях окружающих меня людей, я кричала: нет. Орала и хотела его убить.