– Серьёзно? Это меня радует. Как у Окс дела?
– Нормально. Она в Амстердаме с сестрой. Каникулы у неё.
– Пусть отдохнёт девочка. А то ты её своими поручениями в гроб раньше времени загонишь.
– Работа она такая, мам.
– У тебя и без неё есть кому работать.
– Она хороший специалист.
– Как у вас с ней дела?
– Ты о чём?
– Не придуривайся.
– Хорошо всё. Съехались.
– У тебя это хоть немного серьёзно? Или мозг девчонке пудришь?
– Не надо, мам, – барабаню пальцами по столу, – не спрашивай то, на что ответ тебе не понравится.
– Ясно всё. Когда уже это закончится!
Она раздражённо отодвигает от себя чашку. Поднимаясь со стула.
– Что «это»?
– Наваждение это.
– Не начинай, мам.
– Я не начинаю. Я вообще молчу. Смотрю на всё это и молчу. Сколько можно уже?
– Я поехал.
– Богдан!
– Я не хочу ругаться с тобой.
– Поэтому сбегаешь, да, сынок?
– Чего ты от меня хочешь?
Мама молчит. Смотрит в пол.
– Зачем вы женитесь? Тебе же на неё плевать.
– Она этого хотела, мечта сбылась.
– Что ты такое говоришь?
– А что?
– Не смей, слышишь? Богдан, не смей. Лучше оставь её в покое.
– Мы с ней обо всём договорились ещё на берегу. Она приняла все мои условия.
– Это жестоко.
– До завтра.
Вылетаю на улицу. Поэтому и не приезжаю, потому что это мозго*бство уже за гранью. Моя жизнь никого не касается.
Охрана, переполошившись, едет следом за моей машиной, сжимаю руль, перестраиваясь в соседний ряд. Отпускает. Вспышка гнева, которой уже давно не случалось.
Тошнит от этого города. Плохая была идея сюда приехать. Отвратительная. Но не поздравить ма я не мог. Жаль, конечно, что так поговорили. Вечером поеду извиняться. Но это вечером.
Мама не в курсе многих аспектов и думает, что Окс -жертва обстоятельств. Но она знала с самого начала, на что идёт. Этот разговор у нас с ней был где-то через три месяца после того, как я вернулся из России. Три месяца я страдал всякой хёрней, тупо тусуясь с Дорониным по миру.
Окс прилетела в Майами, как сейчас помню.
Башка раскалывается, в номере такой срач, что жить страшно. Шторы плотно задёрнуты, чтобы ни одна капля света не проникла и не убила мой мозг окончательно.
Рядом какая-то тёлка. Вообще её не помню. Ни её, ни то, что вчера было. Доронина помню, хотя этого хрен забудешь, даже если захочешь. Перекатываюсь на бок, как дверь в номер распахивается. Окс без слов проходит к окну, резко открывая шторы. Накрываю голову одеялом, а она словно специально начинает топать там своими каблучищами и чем-то грохать.
Ещё одно её движение, и мой мозг взорвётся.
– Вставай, – тянет одеяло на себя, – Шелест, ты оглох? Мы улетаем.
– Я сплю, отвали, Окс.
– Я уже купила билеты.
– Мне плевать. Я занят, у меня отпуск, – тяну одеяло на себя.
– Богдан, – понижает голос, – хватит уже. Ты развлекаешься больше двух месяцев, пора завязывать.
– Слушай, – приоткрываю глаза, отодвигая одеяло, – чего тебе надо от меня, а? Мы с тобой перешли границы. Но ты же понимаешь, что всё это… ты мне никто. Мы не вместе.
– Женись на мне, Шелест.
– Ты меня вообще сейчас слышала?
– Да. Я тебе помогу, я люблю тебя, Богдан.
– Я тебя не люблю. Ты это понимаешь?
– Понимаю. Время лечит, и…
– Слушай, у меня белка?
– Что?
– Не важно. Не сходи с ума. Найди себе мужика, а от меня отстань.
– За что ты её так любишь? Она же тебя предала.
– Лучше замолчи. Не надо, Окс. Не говори о ней плохо.
– Я и не собиралась. Мне больно смотреть, как ты мучаешься. Больно видеть, как скатываешься… этот Данил ещё.
– Даню не трогай, – усмехаюсь. – Зачем я тебе? Ты же не будешь счастлива.
– Я сама решу, какой я буду. Ясно?
– Да запредельно.
– Я не заставляю тебя любить меня. Нам будет достаточно моей любви. Слышишь? – она касается моего плеча.
Что она творит? Это безумие. Для меня, конечно, это ничего не изменит. Так даже проще. Никаких тебе сплетен в прессе. Никаких вечно таскающихся за мной баб. Да и Окс мне нравится. Она хорошая, добрая. Наверное, у меня сейчас не то состояние, чтобы принимать решения, но я почему-то их принимаю…
– Что я должен сделать?
– Объяви о нашей помолвке.
– Ты сумасшедшая.
– Я та, кто не упускает свой шанс.
– Везёт тебе, я свой упустил.
– Объяви. Вот билет, – кладет на тумбочку конверт, – в семь самолет в Ванкувер, тебя ждут.
– Окс, – она оборачивается, – ты же понимаешь, что между ней, и тобой, я всегда выберу её. Что бы ни случилось, и сколько бы времени ни прошло.
– Понимаю.
Этот разговор был полгода назад. Даже чуть больше. С того времени ничего не изменилось. Я ею не проникся. Да и что-то мне подсказывает, что вряд ли проникнусь кем-то вообще. Поэтому, может быть, это не такой уж плохой вариант? Может быть, хоть кого-то я сделаю счастливой. Набираю Окси, она как раз должна была сегодня вылетать в Нью-Йорк от сестры.
– Привет, я как раз хотела тебе звонить. Насчёт агентства по декору торжества.
– На твоё усмотрение. Делай всё на свой вкус, как тебе нравится. Я оплачу.
– Хорошо. Ты помнишь про клинику?
– Помню, конечно.
– Вечером позвонишь?
– Да.
– Целую, Богдан.
– И я тебя.
Отключаюсь.
В клинику приезжаю без шумихи. Захожу через вход персонала. Охрана ещё с утра оцепила здание. Незаметно, конечно. Мой помощник уже в кабинете главврача. Я приехал сюда, потому что хочу помочь. Это не пустые слова. Я хочу посетить здесь всё лично, и посмотреть, куда ушли мои деньги. Об этих вложениях не знает пресса, и надеюсь, никогда не узнает. Так же, как и о фондах, домах для сирот…
Иногда делать добрые дела нужно просто так. Просто так…
– Богдан Николаевич, здравствуйте!
– Здравствуйте, Вениамин Евгеньевич.
– Рад вас видеть. Откуда начнём?
