Качаю головой в попытке стряхнуть эти воспоминания. Вырвать. Сейчас это ни к чему. Тихо открываю дверь в палату. Прохожу внутрь.
Гера обнимает Тею зажмурив глаза. На щеках слёзы. Платок немного сполз, и я отчетливо вижу едва отросший светлый ёжик волос. В горле встаёт ком.
– Слушайся Богдана, хорошо? – говорит малышке, не открывая глаз.
– Ладно, – отталкивается от Гериной груди, – он мне принёс зайца, – тянется за игрушкой.
– Красивый, – касается волос дочери и замирает взглядом на моем лице.
– Пора, – говорю тихо, словно не имею права повысить голос, – мы придём завтра.
– Мама, я хочу с тобой, – глаза малышки наполняются слезами, – мама…
– Доченька…
– Тея, маме нужно отдохнуть, пойдём, мы вернёмся завтра.
– Я не хочу, не пойду, – начинает плакать, вцепившись в Герину шею.
Умка плачет вместе с ней. Это была плохая идея. Док прав.
Сажусь на край кровати. На долю секунды накрываю лицо руками. Я подавлен. Не знаю, что делать. Мне, су*а, так х*ево, что хочется лезть на стены.
– Солнышко моё…
– Тея, пойдём поедим и придём обратно.
Гера удивлённо поднимает на меня глаза.
Я ещё не знаю, как выбью у дока разрешение остаться здесь на ночь, но оно будет.
– Пойдём? У меня много конфет, шоколада, мороженого.
– Да?
– Угу. Хочешь куклу?
Кивает.
– Тогда пошли скорее, пока магазины не закрыли.
Тея смотрит то на меня, то на Геру.
– Мама, я быстло, схожу с ним, – пытается слезть с кровати.
Поддерживаю её, чтобы не упала.
Герда сегодня смотрит иначе. Я знаю этот взгляд. Взгляд благодарности. Только вот делаю я это всё не ради этого долбаного взгляда. Мне на хер не надо, чтобы она смотрела на меня как на божество, потому что я вернул её дочь.
– Спасибо тебе, большое спасибо. Ты такой, как прежде. Очень хороший.
– Ты просто меня ещё плохо знаешь, – отвечаю так же, как и несколько лет назад.
Умка улыбается. Помнит. Знаю, что помнит.
– Не приводи её сегодня, – шёпотом, – нам обеим тяжело даются эти встречи. Мама ее заберет, я ей позвоню.
– Хорошо. Выздоравливай.
Тея уже трётся у двери, ждёт меня и махает маме ручкой.
Открываю, пропуская малышку вперёд. Тея уже не смотрит на меня с подозрением, наоборот, сама берёт за руку. В лифте усердно старается дотянуться до кнопки, а после того как не получается, топает ногой, отходя в сторону, ярко показывая своё недовольство.
Поднимаю её до кнопки. Маленький пальчик отжимает первый этаж, ставлю её на пол.
Двери лифта разъезжаются, открывая вид на холл.
– Тея, дай руку.
Она послушно протягивает мне ладонь, вертя головой по сторонам.
– А кукла будет большая?
– Ты хочешь большую?
– Да-а-а-а.
– Тогда большая.
Мы ходим по магазину. Я покупаю всё, на что она смотрит, трогает. Мне не жалко.
На кассе смотрят с удивлением. Я уже не раз, конечно, заметил, что нас сфоткали, но мне плевать.
Завтра будет звонить Валера и причитать, что в прессе куча сплетен. Но мне это тоже не интересно.
Расплачиваюсь и, забрав все пакеты, пропускаю Теону вперёд, чтобы она была перед глазами.
Берём такси. В мою тачку всё это не влезет. Она спорт, а не бэби-бум.
В квартире малышка уже не ведёт себя зажато. Распаковывает коробки, разбросав всё по полу в моей спальне.
Сижу рядом, внимательно наблюдая за тем, что она делает. Очень сосредоточенно собирает какие-то детальки воедино. Что это, я пока не понял. Конструктор из девочки ещё тот.
К ночи мы конструируем что-то вроде замка. Тея сказала, для принцессы. Потом передумала и решила, что для неё и мамы. Ещё позже решила, что я тоже могу пожить с ними.
Часов в двенадцать она начинает тереть глаза и зевать.
Укладываю её на кровать, понимая, что нужно позвонить Ольге. Чтобы забрала девочку к себе.
Но не звоню. Только моя голова касается подушки, меня вырубает.
Утром просыпаюсь от того, что она рыдает на всю квартиру.
Ни черта не понимаю, что случилось. Она плачет, плачет, плачет.
Ношусь по дому с ней на руках, без всякого понимания, как её успокоить, параллельно звоня Ольге, чтобы она приехала.
К её приезду Тея уже не капризничает. Ест доставленные пирожные и играет в зайца.
Гольштейн заглядывает в комнату с каким-то страхом, что ли.
– Она ест на полу?
– За столом она не захотела.
– Хулиганка.
– Она так ревела, может, врача нужно вызвать?
– У неё так бывает, когда просыпается в незнакомом месте. И к тому же, она просто вьёт из тебя веревки. Вот и игрушки, и сладкое, которое нельзя, – Ольга поворачивается ко мне лицом. – Спасибо тебе, что помог нам. И почему я тогда не разглядела, что ты такой хороший парень?
– Потому что была сукой?
– Вполне может быть.
Глава 11
Герда
Мы пытались три месяца, а он решил всё за один день.
Когда я думаю об этом, то не могу не затронуть одну- единственную тему. Расскажи я ему тогда, в ту ночь, после того как Гриша меня…
Расскажи я тогда, мы бы выбрались? Между нами бы не было этой пропасти лет, моих унижений и его боли? Что же я наделала? Неужели я сломала наши жизни добровольно?
Не хочу в это верить. Это убивает. Рвёт внутренности. Часто моргаю, постоянно вытирая слёзы, растираю их по лицу.
Это «если бы» преследует меня на протяжении всей жизни. Изо дня в день. Каждую секунду. Почему-то именно сейчас хочется таблетку, чтобы перестать воспринимать реальность. Она страшная. Я всегда её боялась, этой реальности.
Всегда боялась и поплатилась за это.
Утром звонила мама, она забрала Тею к себе. Это правильно, мы не имеем права доставлять ему ещё больше неудобств, чем уже создали.
А ещё, ещё вчера вечером заходила Марина, меня только переселили в новую палату.
Она зашла молча. Села на стул у кровати и так долго рассматривала моё лицо. Я видела, как по её щеке скатилась слезинка, потом ещё одна. Бывшая Баженова отвела взгляд и только смотря в стену смогла заговорить.
– Мне очень жаль. Ты сильная девочка, ты со всем справишься.
