Справлюсь. Чувствую свою злость. Она не по отношению к ней, она просто есть. Она живёт во мне. Всегда. А погружать Марину в своё прошлое я, наверное, не имею права.
– Спасибо, что пришли.
– Прости меня. Я не знала, я же не знала… я думала… Я очень люблю своего сына, я несколько лет наблюдала за тем, как ему было плохо, хоть он и достойно пытался это скрыть.
В горле встаёт ком. Пожалуйста, не сегодня. Только не сегодня. Я не выдержу этот разговор.
– Он так тебя любит. Всегда любил. Вы ненормальные. Ненормальные ещё со школы, ведь так нельзя. Но жизнь – странная штука…
– Вы нас предупреждали. Ещё тогда…
– Да. Прости меня, просто прости.
– Поздравляю вас со свадьбой, – пытаюсь улыбаться, – счастья вам.
– Спасибо, Герда. Я ещё зайду к тебе, если ты не против.
– Я не против.
Следующие две недели пролетели быстро. Теона с мамой навещали меня почти каждый день, а вот Богдан больше ни разу так и не зашёл.
– Герда Брониславовна, ну что, показатели у нас улучшились. Поэтому пару недель, вы можете побыть дома.
– Спасибо.
Серафимов улыбается и поправляет мою подушку. С некоторых пор он лично курирует курс моего лечения. И я, конечно, понимаю почему. Его попросил Шелест. Точнее, заплатил.
– Мама ваша сегодня приедет? Я дам ей некоторые инструкции, как и вам, собственно.
– Должна.
– Пусть тогда зайдёт ко мне. Кстати, там к вам посетитель.
– Кто?
– Ну, сейчас пройдёт, и узнаете.
Он уходит, а спустя пару секунд в палате появляется Шелест. Он проходит вглубь, убирая телефон в карман джинсов. От него вкусно пахнет, аромат парфюма в мгновение ока облетает всё помещение.
– Привет, – улыбается своей мальчишеской улыбкой. – Как настроение?
Смотрю на него в некоем ступоре. Он безумно красивый, завораживает. Но за всей этой лощёной внешностью я вижу его усталость.
– Привет, – заламываю пальцы. – Хорошее. Говорят, можно побыть дома.
Отвожу взгляд.
– Дома – это где?
Садится на край моей кровати.
– У мамы небольшая квартира, за третьим кольцом.
– Может, лучше поближе к больнице жить?
– В смысле?
– Я тут недалеко квартиру снял. Подумал, что так будет лучше.
– Спасибо, не стоило. Правда. Ты и так сделал очень мно…
Богдан обхватывает моё лицо ладонями, притягивая к себе, и целует. Просто берёт и целует. А я, как дура, как полная дура, превращаюсь в камень.
Чувствую свои слёзы. Меня колотит, а он лишь усиливает напор. Прижимается крепче, а после отстраняется, упирается лбом в мой. Мне кажется, я не дышу и ничего не слышу. В голове какой-то вакуум.
Шелест переплетает наши пальцы и долго-долго на них смотрит. Когда его взгляд возвращается к глазам, я вижу в них отражение его души. Своей души, ощущение, что она у нас одна. Одна на двоих.
– Не отказывайся от моей помощи.
Киваю.
– Почему ты не приходил?
Говорю то, что думаю. Мне хочется с ним разговаривать. Хочется быть рядом, слышать, чувствовать.
– Мне нужно было улететь, неотложные дела, требующие моего присутствия.
– Спасибо за всё. За всё, что ты делаешь.
– Иди сюда, – тянет меня на себя, – не реви. Мне сказали, тебе нужны положительные эмоции.
Вытираю слёзы, киваю, но никак не могу успокоиться. Я не верю, что это реально. Может, я сплю? Это очередной яркий, насыщенный сон, который вот-вот развеется, и я проснусь.
– Не плачь. Всё закончилось. Всё уже закончилось.
Усмехаюсь и стягиваю с головы платок.
Разве он не понимает?
– И с этим мы тоже справимся. Вместе. Поняла?
Сама тянусь к его губам. Они мягкие, чувственные, родные.
Тяну его на себя, но он отстраняется. Смеряет меня взглядом, и я вижу, что всё это даётся ему нелегко.
– Давай собираться. Тебя же отпустили.
– Да, ты прав.
Поднимаюсь на ноги и, открыв шкаф, достаю оттуда джинсы и свитер.
Шелест уже лежит на моей кровати. Наблюдает.
Мне страшно переодеваться при нём. Стыдно. Я ужасно выгляжу. Плохо, очень плохо. Отворачиваюсь.
Захватываю края футболки и быстро стягиваю её с себя. В спешке роняю свитер на пол и растерянно подбираю его, пытаясь так же быстро надеть.
Богдан продолжает прожигать пристальным взглядом мою спину. Я это чувствую.
Джинсы я надеваю, уже сев на краешек кровати.
Мы вместе покидаем палату. Он берёт меня за руку и не отпускает до самой машины.
За рулём водитель, охранник же услужливо открывает мне дверь, Богдан помогает сесть, машина заводится, а Шелест садится на заднее сидение с другой стороны.
Я зажимаю ладони коленями и смотрю в окно. Лето почти закончилось, но для меня его словно не было. Я уже забыла, как это – просто жить.
– Всё нормально?
Оборачиваюсь на его голос. Киваю, а потом понимаю, что мама так и не приехала. Нужно ей позвонить, но и тут конфуз. Я оставила телефон в палате.
– Богдан, ты не мог бы дать мне позвонить, маме? Она должна сегодня приехать …
– Она не приедет, – протягивает мне мой айфон.
Я забыла, а он взял.
– Почему?
– Они с Теоной уже ждут тебя на квартире.
– Она была в курсе?
– Да.
Это так странно – видеть в этом человеке моего Богдана, но в то же время чужого, сильного, взрослого, успешного мужчину. Того, кто привык держать всё под контролем.
– Почему она мне не сказала?
– Я попросил её этого не делать. Хотел сам…
– Ясно.
Всё, как и всегда, решили без меня, хотя чему я удивляюсь? Всегда же так было. Это моя сущность – быть тенью, за которую решения принимают другие.
– Умка, ты чего? – закидывая руку на мои плечи.
– Всё нормально.
– Не факт, что тебя бы отпустили. Я не хотел давать надежду раньше времени.
– Я понимаю. Правда понимаю. Ты хотел как лучше.
Обнимаю его, уткнувшись носом в его грудь.
Он целует меня в лоб, укутывая объятиями.
Машина скользит по слегка влажной дороге, оставляя позади себя улицы и дома. У огромного жилого комплекса за высоким забором нас поджидает толпа журналистов. Точнее Шелеста, думаю, я им малоинтересна. Я вижу их через тонированные стекла, когда машина медленно въезжает на территорию. Шелест хмурится и что-то кому-то пишет.
