Утро начинается с тренировки, сраных смузи и звонка Гере, хоть у кого-то из нас есть настроение и вера во всю эту дрянь. Уже радует.
В четыре мы с командой на месте. Нервы на пределе. Боксирую грушу, чтобы отвлечься, но это не помогает. За час до выхода приходит Ма, она только прилетела, хотя я не думал, что она решится смотреть всё это вживую. Она желает удачи, говорит что-то ещё, но я словно в прострации, ни черта не воспринимаю, только киваю, делая вид, что проникся всем, что мне говорят.
Зал оглушает трек. Мой выход. Накидываю на плечи флаг и шагаю сквозь толпу. Слышу своё имя, его скандируют. Те, кто прилетел сегодня поддержать меня лично.
В октагон захожу первым, делая круг, приветствуя публику. Это спасает. Чувствую себя увереннее. Мышцы словно наливаются невидимой силой. Три спокойных раунда, и слегка покоцанная рожа, а потом как по заказу – привет, партер, и едкая боль в колене. Нога не беспокоила меня уже давно, слишком хорошо её тогда подлатали. Вспышка боли отдаётся отголосками по всему телу, в глазах лишь яркие белые искры, словно сейчас поедет крыша. Стискиваю зубы, слыша спасительный удар в гонг.
Тренер видит перемены и лёгкую хромоту, потому что у меня ещё есть силы не поддаваться боли, делать вид, что ничего страшного не произошло, но это внешнее. Внутри же меня корчит от едкой, поражающей мышцы и кости боли. Чёртово колено.
Передых заканчивается, как по щелчку.
Четвёртый раунд я только защищаюсь, боясь уйти в партер, если он меня сейчас завалит, я не выберусь. Последний, пятый раунд. Пять предстоящих минут кажутся адом. Я не верю в победу, ни во что уже не верю. Второе дыхание спит и не собирается просыпаться. Это либо везение, либо чистая случайность, но я успеваю пробить его, когда он открыт. Противник на мгновение дезориентирован, и у меня есть доля секунды на повторный удар. Раз, два, три. Победа нокаутом. В глазах темнеет. Толпа ликует. Я победитель, желающий одного – поскорее убраться с октагона.
В коридоре силы кончаются, опираюсь на Тёму, чувствуя, как меня ведёт, главное, что это происходит не на камеру.
В комнате подготовки начинается паника. Перед глазами мелькают люди, белый халат. Адская боль, словно тебе на живую разрывают сухожилия.
– Укол сделай.
– Сейчас нельзя…
– Делай укол. Что-нибудь посильнее.
– Богдан, надо в больницу.
– Мне надо в аэропорт.
– Ты больной? Тебя нужно осмотреть. Ты забыл, к чему это может привести?!
Выдыхаю, прикрывая глаза.
– Ладно. Поехали, быстро, у меня самолёт.
Тёма кивает, делая вид, что идёт на уступки, но я и так знаю, что у него свой план.
В больничке меня осматривают очень быстро, делают укол, на котором я всё же настоял. Обезболивающее действует как по взмаху волшебной палочки, я знаю, что, когда его действие закончится, меня ждёт отходняк и боли в полтора раза сильнее, но это будет потом.
– Ты не передумал?
– Нет, я улетаю. Готовь самолёт, – уже Майку.
– Ок.
В обед следующего дня мы приземляемся в Израиле, здесь я и полечусь, поближе к Гере. Перед тем как идти к ней, прошу ещё укол, док недоволен, но делает то, что я говорю. Ему за это платят.
Поднимаюсь к ней на лифте, без стука и предупреждений о своем прилёте захожу в палату, сталкиваясь с пустотой.
– Не понял…
– Богдан, – за спиной.
– Ольга, а Гера…?!
– Мы звонили тебе, но ты был вне зоны. Утром Штаркман одобрил трансплантацию, точнее настоял на ней, показатели пришли в норму раньше, чем ожидалось, тянуть нет смысла. Она хотела тебе сообщить, что согласилась. Но не дозвонилась.
– Так она?..
– Полчаса назад увезли. Донор был найден тобой уже давно, поэтому…
Сажусь на кровать, прикрывая глаза. Я был к этому не готов. Если что-то пойдёт не так…
Сука!
Время ожидания превращается в годы, я сижу на этой долбаной кровати, чувствуя, как меня отпускают лекарства. Гера ещё в операционной, а меня медленно начинает ломать. Ма звонила уже сто раз, но я отделался парой сообщений.. Она просекла, что у меня что-то не так. И конечно же, чуть не прибила Майка во время телефонного разговора, когда этот идиот ей всё выболтал.
Я же пока не намерен выслушивать ничего.
Док, который приходит минут через сорок, медленно и с расстановкой рассказывает, что всё прошло хорошо. Но следующие тридцать пять дней приживления покажут, на самом ли деле это так. Ещё два месяца необходимо будет тщательно наблюдаться, сдавать анализы крови раз в неделю. А возможно, и чаще, всё будет зависеть от её состояния. Киваю на его рассказы как болванчик, а когда Штаркман уходит, растираю лицо ладонями и прошу у медсестры кофе.
Герда
Наверное, открыв глаза, я не сразу поняла, что произошло. Нет, я в курсе, что всё закончено, и что, по сути, я почти новорождённый человек. Мои иммунитет слаб, все прививки, которые делали мне за прошлые годы жизни, стёрты с лица земли, но я чувствую себя неплохо, насколько это, конечно, возможно.
Мне до сих пор не по себе оттого, что я так и не успела сообщить Богдану, это навеивает ужасные воспоминания, но весь ужас даже не в этом. Я так и не узнала. Что с ним произошло во время боя, но я уверена, что там что-то случилось. Я это чувствовала. Он был не в порядке. Это было видно… мне…
В тот день меня никто не навестил, это после я узнала, что так сказал врач. Это он не позволил. Я лежала, смотрела на стены, вдыхала воздух и думала о том, что теперь всё будет хорошо. Должно быть.
Всё, что происходит в нашей жизни, даётся нам не зря. Каждому дано ровно столько, сколько он может вынести. Чисто теоретически. Кто-то ломается, погибает, не дойдя до конца этой игры всего пару шагов, кого-то, как меня, вытаскивают из этого дерьма за уши.
Не появись Богдан рядом. Возможно, я бы тоже не дошла свои пару шагов до надписи «конец игры», потерялась бы по пути, исчезая в небытии.
Впереди меня ждут три месяца новой, стерильной жизни. Я справлюсь с этим, хоть не всегда и будет легко.
Но я смогу, я столько пережила, и закосячить всё сейчас, почти на финишной прямой…
Глава 19
Герда
Через двое суток меня наконец переводят в обычную палату. Сюда могут приходить посетители, но им приходится экипироваться. Моё состояние ещё не совсем стабильно, иммунитет ослаблен, да и вообще весь мир кажется чем-то новым.
Первая, кто переступает порог, – Марина. Я ожидала кого угодно, но только не её. Она улыбается, но я вижу её взволнованный взгляд, немного робкие, боязливые движения. Доронина присаживается на стул совсем близко. Сжимает мою ладонь.
