– Это что? – прищуриваюсь.
– Теперь ты обязана выйти за меня замуж. После такого стресса, который я пережил за это время, ты мне должна.
– Мы об этом говорили… Богдан.
– Ге-ра!
– Хорошо, но ты пойдёшь к врачу.
– Это сейчас при чём?
– При всём. Ты пойдёшь к врачу.
– Ага.
– Я серьёзно, это опасно, Богдан, ты спортсмен, ты должен понимать…
– Ладно-ладно. Колечко надень.
– Надену, – примеряю кольцо из белого золота с огромным камнем на безымянный палец, – доволен?
– Свадьбу делаем или по-тихому?
– По-тихому, я просто не переживу повышенного внимания к своей персоне.
– Поверь, оно будет и без этого.
Прошло полтора года. Апрель
Богдан
– …так и скажи, что тебе это не нужно, да, Шелест?
– Не начинай. Ты накручиваешь себя и всех вокруг.
– Нет. Это не так.
Герда громко хлопает дверью, оставляя меня в спальне одного, сжимаю пальцами виски, присаживаясь на кровать. Уже третья истерика за эту неделю, ощущение, что это я тот её врач, с неугодными ей диагнозами.
Застёгиваю пуговицы на рубашке и, поправив манжеты, спускаюсь в столовую. Тея уже завтракает, Ирина, наша помощница по дому, уже поставила перед Тейкой тарелку с блинчиками. Касаюсь лохматых волосиков малявки и сажусь рядом, минут через пять передо мной появляется чашка чёрного крепкого кофе без сахара. Наверху слышатся не самые приятные звуки, Гера бушует. Походу, она разгромила там уже полдома. Не реагирую. Перебесится. То, что я делаю и говорю, пойдёт лишь на благо. Она в своем маниакальном желании этого не понимает. И, наверное, не поймет, считая меня чёрствым, бездушным и тому подобное.
После очередного грохота отодвигаю от себя чашку.
– Папочка, а где мама? – Тея округляет глазки, посматривая на лестницу.
Правильно, дочь, мама там, куда ты смотришь.
– В спальне. Кушай, я сейчас приду.
Спешно поднимаюсь к нам, распахивая дверь. В комнате полное затишье, Гера сидит на кровати в обнимку с подушкой и плачет. Точнее уже просто вытирает слёзы. Сажусь рядом, сжимая её ладонь, притягиваю к себе. Крепко-крепко обнимая.
– Гер…
– Мне плохо. Так больно и плохо.
– Это не навсегда, ты и сама знаешь.
– Знаю, а если…
– Не если. Прекрати истерики, лучше от этого ты никому не сделаешь.
Гера вытирает щёки. Всё началось полгода назад. Гере русским языком сказали даже не думать о втором ребёнке. Но это же Умка, она загналась по полной. Даже её фонд, в котором она готова проводить сутки напролёт, её не отвлекает от сказанных врачом слов. Не спорю, что это новость нерадостная, но и трагедию делать не стоит. Пока явно не стоит.
– Я опять творю фигню, – выбирается из объятий, – боже, я всю свою сознательную жизнь занимаюсь какой-то ерундой. Вечно ною и истерю, ною и истерю. Мне тридцать с хвостиком, а ума не прибавилось ни на грамм. Богдан… – оборачивается, – не смешно, – хлюпает носом, вызывая ещё большую улыбку.
– Ну у меня нет слов, куда больше-то?
– Ты жестокий человек, Шелест.
– Не поспоришь.
Гера отодвигает шторы, впуская в комнату солнечный свет. Хитро улыбается и на пару минут выскальзывает в коридор..
Падаю на кровать, заводя руки за голову. Слышу только звук открывшейся двери. Герда подходит очень близко, пряча что-то за спиной.
– Не пугай меня.
– Да ну тебя. Встань.
– Зачем?
– Богдан!
Поднимаюсь, внимательно всматриваясь в её лицо. Она невероятно красивая. Моя жена. Моя любимая женщина. Я столько тебя ждал и наконец-то дождался. Наша с тобой жизнь была к нам жестока, но, несмотря на это, мы вместе. Я так часто об этом думаю, о том, что нам пришлось пережить, это пугает. Это пугает своими масштабами, своей трагедией.
Тогда, много лет назад, никто из нас и подумать не мог, что всё будет вот так. Так печально.
Гера поджимает губы, вытаскивая из-за спины какие-то листочки.
– Мой любимый и самый лучший в мире муж, – глубоко вздыхает, – я очень тебя люблю и рада, что мы с тобой вместе несмотря ни на что. Я знаю, что я ужасна вместе со своим характером, и у тебя невероятный запас терпения, но ты должен знать одно. Несмотря на все мои заскоки, я люблю тебя больше жизни. Ты дорог мне. Я не представляю своей жизни без тебя, – вытирает слезинку, – Богдан. Я поздравляю тебя с днём рождения, и… вот, – протягивает конверт.
– Это что?
– Открой.
Разрываю конверт.
– Мальдивы?
– На двоих, я уже попросила Марину забрать к себе Тею. Наша девочка тоже не против. Поэтому две недели только для нас.
– Подготовилась?
– Конечно, иначе ты придумаешь миллион отговорок.
– Иди ко мне, – вытягиваю руку, касаясь её плеча.
Герда подаётся ко мне, обвивает шею, целует. Сдавливаю её тело, сжимаю настолько крепко, что кажется, ещё немного, и я её раздавлю. Это не проходит, это сумасшествие живёт с нами по сей день. Это не просто любовь, это одержимость. Хорошая одержимость. Она словно часть меня, без неё всё пустое.
Очень много лет мне казалось, что день рождения прекрасен только в детстве, но точно не в моём. Я о своём детстве вспоминать не хотел, и не хочу до сих пор. Его у меня не было, возможно, именно поэтому мне хочется вывернуться наизнанку, но сделать всё, чтобы оно было у Теи. Вот уже год я гордо ношу звание отца. Первый раз она назвала меня папой в свой день рождения. Она уже давно стала мне родной, мне плевать, что мы не одной крови, разве это на самом деле важно? Возможно, для кого-то, но только не для меня, мальчика, лишившегося родителей и выросшего в детдоме. Я готов молиться на Марину до сих пор только за то, что она увидела во мне родственную душу. За то, что полюбила и стала настоящей матерью. Всё это родство по крови – лишь на словах. Это не истина и тем более не показатель любви и счастья. Всё зависит только от нас самих, от нашего отношения. Я человек, который уверенно может сказать, что чужих детей не бывает. Многие со мной поспорят, но я не думаю, что кто-то из них был в моей шкуре и знает, что такое жизнь без родителей.
Герда отстраняется, касаясь ладонью моей груди.
– Сколько времени?
– Что?
– Богдан, идём.
– Куда?
Умка тащит меня в гостиную и замирает у дивана. Притягиваю её к себе.
– Сюрприз? – шепчу, касаясь языком мочки её уха.
