— Посмотрите, какая длинная, — сказал доктор Сьюэлл. — В этой кишке примерно шесть метров. Шесть метров, господа! А это всего лишь тонкий кишечник. Я не стал трогать толстый. Это один из самых потрясающих органов, находящихся в животе у каждого из вас. Подумайте об этом, когда сядете завтракать. Ваш статус не имеет никакого значения — богаты вы или бедны, стары или молоды, ваша брюшная полость выглядит так же, как у любого другого мужчины.
Или женщины, подумал Норрис, глядя не на орган, а на выпотрошенную особь, лежавшую на столе. Даже такую красавицу прозектор может превратить в ведро потрохов. А где же душа? Где та женщина, что когда-то обитала в этом теле?
— Господин Кингстон, вы можете вернуться на сцену, а кишечник положить в ведро. А теперь мы посмотрим, как выглядят сердце и легкие, что ютятся в грудной клетке. — Доктор Сьюэлл потянулся за устрашающего вида инструментом и сомкнул его тиски на ребре. По зале разнесся звук треснувшей кости. Он бросил взгляд в аудиторию. — Грудную клетку можно рассмотреть, только заглянув в полость. Думаю, будет лучше, если студенты первого года поднимутся со своих мест и подойдут поближе, чтобы досмотреть анатомирование. Давайте соберемся вокруг стола.
Норрис поднялся. Он сидел ближе всех к проходу, а потому первым оказался у стола. Но он бросил взгляд не в открытую грудную полость, а на лицо женщины, чьи самые сокровенные тайны обнажились в присутствии целой залы чужаков. Она так прекрасна, подумал Норрис. Арния Тейт находилась в самом расцвете женской привлекательности.
— Если вы встанете кружком, — продолжал доктор Сьюэлл, — я покажу вам, что интересного обнаружил в ее тазовой области. Судя по размеру матки, которая легко прощупывается, можно заключить, что данная особь недавно рожала. Несмотря на то, что труп довольно свежий, вы наверняка заметили, что запах ее брюшной полости особенно неприятен, а брюшина явно воспалена. Имея в виду все эти обстоятельства, я хочу выдвинуть предположение о вероятной причине смерти.
В проходе что-то громыхнуло.
— Он дышит? Проверьте, дышит ли он! — взволнованно воскликнул один из студентов.
— Что случилось? — громко спросил доктор Сьюэлл.
— Племянник доктора Гренвилла, сэр! — доложил Венделл. — Чарлз потерял сознание.
Профессор Гренвилл, явно пораженный этой новостью, поднялся со своего места в первом ряду.
Протиснувшись сквозь скопление студентов, он быстро двинулся по проходу в сторону Чарлза.
— С ним все хорошо, сэр, — заявил Венделл. — Чарлз приходит в себя.
Оставшийся на сцене доктор Сьюэлл вздохнул:
— Людям со слабыми нервами изучать медицину не рекомендуется.
Опустившись на колени рядом с Чарлзом, Гренвилл похлопал его по лицу:
— Очнись, очнись, мальчик мой. У тебя просто закружилась голова. Утро выдалось тяжелым.
Чарлз застонал и обхватил голову руками.
— Меня тошнит.
— Я выведу его на улицу, сэр, — предложил Венделл. — Ему наверняка нужен свежий воздух.
— Благодарю вас, господин Холмс, — ответил Гренвилл.
Когда профессор поднимался с колен, казалось, он и сам еле держится на ногах. «Слабость присуща всем, даже самым закаленным из нас», — подумал Норрис.
При помощи Венделла Чарлз неуверенно поднялся и поплелся по проходу. До слуха Норриса донеслось хихиканье одного из студентов:
— Ну ясно, это же Чарли! Только и делает, что теряет сознание!
Но это могло случиться с каждым из нас, подумал Норрис. Оглядев аудиторию, он увидел лишь мертвенно-бледные лица. Какой нормальный человек может без отвращения смотреть на эту утреннюю резню?
К тому же она еще не закончилась.
Доктор Сьюэлл, который по-прежнему стоял на сцене, холодно окинул взглядом аудиторию и снова взялся за нож:
— Господа! Продолжим?
11
НАШИ ДНИ
Удирая от жаркого бостонского лета, Джулия гнала машину на север, туда же следовал поток прочих автомобилей, владельцы которых стремились провести выходные в Мэне. Когда она достигла границы Нью Хэмпшира, температура за бортом снизилась на шесть градусов. А еще через полчаса, когда она въезжала в Мэн, воздух начал казаться просто-напросто ледяным. Вскоре лес и скалистое побережье вовсе скрылись под завесой тумана, и с этого момента надвигающийся на нее мир стал абсолютно серым, а дорога принялась вихлять по призрачной местности, состоявшей из подернутых поволокой деревьев и едва видных фермерских домиков.
Когда Джулия уже ближе к вечеру прибыла в курортный городок Линкольнвилл, туман стал таким густым, что она с трудом различила внушительный абрис айлсборовского парома, стоявшего у причала. Генри Пейдж предупредил ее, что на судне не так уж много места для машин, а потому Джулия оставила автомобиль на парковке у пристани, прихватила дорожную сумку и взошла на борт.
Если в тот день из окна парома, идущего на Айлсборо, и можно было что-нибудь разглядеть, то Джулии этого сделать не удалось.
Сойдя с судна, она очутилась в абсолютно непонятном сером мире. Дом Генри Пейджа располагался всего в полутора километрах от причала — «летом одно удовольствие пройтись», как сказал сам хозяин. Но в густом тумане такая прогулка могла показаться бесконечной.
Чтобы не попасть под колеса проезжавших мимо машин, Джулия старалась держаться как можно ближе к обочине дороги, чуть заслышав приближающийся шум автомобиля, она забиралась в заросли травы. Значит, вот оно какое, лето в Мэне, размышляла Джулия, поеживаясь, — на ногах у нее были лишь шорты и босоножки.
Доносилось чье-то щебетание, но разглядеть птиц не удавалось. Джулия видела лишь мостовую под ногами и сорняки на обочине.
Вдруг перед ней возник почтовый ящик. Закрепленный на скривившемся столбике, он казался основательно проржавевшим. Джулия старательно пригляделась и с трудом разобрала сбоку поблекшую надпись: «Каменный бугор».
Дом Генри Пейджа.
Узкая проселочная дорога неуклонно карабкалась по густому лесу, а кусты и ветви жадно протягивали свои лапы, словно хотели расцарапать проезжающие автомобили. Чем дальше пробиралась Джулия по заброшенной дороге, тем неуютней ей становилось на острове, который будто бы поперхнулся туманом. Дом вырос перед ней так внезапно, что она, вздрогнув, остановилась, словно в дымке замаячило не здание, а какой-нибудь страшный зверь. Здание было из камня и старого дерева, которое за долгие годы, проведенные на соленом воздухе, приобрело серебристый оттенок. Океана Джулия не видела, но знала, что он рядом, — было слышно, как волны бились о камни и кричали чайки, кружившие над головой.
Взобравшись на крыльцо по обветшалым гранитным ступеням, Джулия постучала. Господин Пейдж заверил ее, что будет дома, но дверь так никто и не открыл. Она не взяла с собой куртку, а потому замерзла, идти ей тоже было некуда — разве что назад, к пристани. Разочарованно вздохнув, Джулия поставила сумку на крыльцо и двинулась в обход здания. Раз уж Генри нет дома, почему бы не взглянуть на округу, если, конечно, сегодня вообще что-нибудь удастся увидеть.
