— Эдвард, это не смешно.
— Нуда, не смешно. Пока.
На сцене доктор Сьюэлл обнажил поднос с инструментами. Он выбрал нож и передал его Чарлзу, тот принял инструмент с таким выражением лица, будто впервые в жизни увидел лезвие.
— Мы не станем проводить полное вскрытие.
Сосредоточимся лишь на патологии данного недуга. Вы работали с трупами всю неделю, так что теперь без труда сможете провести анатомирование.
— Моя ставка: десять секунд — и он рухнет на пол, — пробормотал Эдвард.
— Тсс! — одернул его Венделл.
Чарлз подошел к телу. Даже со своего места Норрис видел, как дрожит его рука.
— Брюшина, — подсказал Сьюэлл. — Сделайте надрез.
Чарлз прижал нож к коже трупа. Он замешкался, и, казалось, вся аудитория затаила дыхание. Поморщившись,
Чарлз провел лезвием по животу, но его надрез оказался таким поверхностным, что даже не разделил кожу.
— Нужно резать смелее, — подбодрил его Сьюэлл.
— Я… я боюсь повредить что-нибудь важное.
— Вы не добрались даже до подкожного жира. Надрежьте поглубже.
Чарлз замер, собираясь с силами, и снова сделал надрез. Однако и на этот раз он оказался поверхностным и прерывистым — большая часть брюшной стенки осталась нетронутой.
— Прежде чем добраться до полости, вы окончательно искромсаете ее, — заметил Сьюэлл.
— Я не хочу резать кишечник.
— Смотрите, вы уже проникли туда, вот здесь, над пупком. Засуньте туда палец и регулируйте надрез.
В зале было нежарко, однако Чарлз рукавом вытер пот со лба. Затем, одной рукой туго натянув живот, он принялся резать в третий раз. Розовые кольца плавно выскользнули наружу, на сцену стала капать кровавая жидкость. Чарлз продолжал орудовать ножом, все больше увеличивая дыру, из которой выползали кишки.
Поднимавшийся из полости гнилостный запах заставил его отвернуться и побледнеть от омерзения.
— Осторожно! Вы надрезали кишечник! — рявкнул Сьюэлл. Чарлз вздрогнул, и нож, выскользнувший из его руки, с грохотом упал на сцену.
— Я порезался, — заныл он. — Мой палец! Сьюэлл сердито вздохнул.
— О, тогда ступайте. Садитесь. Я сам закончу показ.
Весь красный от стыда, Чарлз крадучись спустился со сцены и вернулся на свое место рядом с Норрисом.
— Все нормально, Чарли? — шепотом спросил Венделл.
— Я был ужасен.
Сзади кто-то похлопал его по плечу.
— Взгляни на это с другой стороны, — посоветовал Эдвард. — По крайней мере, на этот раз ты не потерял сознание.
— Господин Кингстон! — грозно проревел доктор Сьюэлл со сцены. — Может, вы желаете поделиться своими соображениями с остальными студентами?
— Нет, сэр.
— Тогда будьте любезны обратить внимание на меня. Эта молодая дама смело пожертвовала свое тело на благо будущих поколений. Чтобы выказать ей свое уважение, нужно сделать самую малость — помолчать. — Доктор
Сьюэлл перевел взгляд на труп со вскрытой брюшиной. — Вот здесь просматривается перитонеальная мембрана, и вид у нее аномальный. Она тусклая. У молодых здоровых солдат, молниеносно погибших в бою, мембраны выглядят яркими и блестящими. Но при наличии родильной горячки брюшина перестает блестеть, в ней образуются карманы со светлой сметанообразной жидкостью и таким дурным запахом, что не всякий бывалый анатом способен его вынести. Я видывал животы, в которых эта дерзость затапливала все органы, а на кишках просматривались следы кровоизлияний. Причины этих изменений необъяснимы. В самом деле, как уже говорил доктор Крауч, теорий возникновения родильной горячки множество. Есть ли у нее что-то общее с рожистым воспалением или тифом? Или, как считает доктор Мейгс из Филадельфии, во всем виноват случай и даже провидение? Я всего-навсего анатом. И могу показать лишь то, что обнажил при помощи ножа. Пожертвовав свои останки в пользу науки, этот объект преподнес каждому из вас дар знания.
Даром это сложно назвать, подумал Норрис. Доктор Сьюэлл имел обыкновение петь дифирамбы несчастным объектам, попавшим ему на стол. Он объявлял их смелыми и щедрыми, будто бы они охотно согласились на публичное разрезание и выпуск кишок. Но эта женщина не вызывалась добровольцем, просто ее тело никто не забрал — ни родственники, ни друзья, ее ждали благотворительные похороны. Похвалы доктора Сьюэлла — напрасная почесть, при жизни они почти наверняка ужаснули бы бедняжку.
Вскрыв грудную клетку, доктор Сьюэлл поднял легкое, чтобы продемонстрировать его студентам. Всего лишь несколько дней назад подобное расчленение потрясло бы юных медиков. Теперь эти же самые студенты хранили молчание и невозмутимость. Никто не отвел взгляда, никто не опустил головы. Они уже видели все это в прозекторской. Познали тамошние запахи — характерную смесь карболовой кислоты и разложения, и каждый уже держал в руках анатомический нож. Разглядывая коллег, Норрис видел на их лицах самые разные выражения — от скуки до невероятной сосредоточенности. Всего несколько недель обучения укрепили и закалили их настолько, что они без отвращения наблюдали за доктором Сьюэллом, извлекавшим из грудной клетки сердце и оставшееся легкое. Мы перестали испытывать ужас, подумал Норрис. Это первый необходимый для студента шаг.
Но самое сложное — впереди.
19
Косой Джек заметил его с самого начала. Матрос сидел за столом в одиночестве и ни с кем не разговаривал, его взгляд был прикован к рому, который перед ним поставила Фанни. Денег ему хватило всего лишь на три порции.
Он осушил последний бокал и полез в карман, чтобы отыскать монеты, но Фанни ждала напрасно — матрос так ничего там и не обнаружил.
Джек видел, как его жена поджала губы и сузила глаза. Она не выносила любителей дармовой выпивки. Фанни понимала дело так: раз уж ты занял место за ее столом и греешься возле ее едва теплого очага, будь любезен своевременно платить за ром. Либо выкладывай деньги за очередную порцию, либо уходи. Несмотря на то, что сегодня зал «Черной балки» не заполнился даже наполовину, Фанни была непреклонна. Она не делала различий между завсегдатаями и незнакомцами: нет денег — нет выпивки, и проваливай на холод.
Вот отсюда — все трудности, решил Джек, наблюдая за тем, как лицо Фанни приобретает угрожающее выражение. Именно потому «Черная балка» и была убыточным заведением. Стоит немного пройти по улице, и окажешься в «Русалке», той новой таверне, где за стойкой обнаружишь смеющуюся девушку, а в камине — веселый огонь, который нельзя даже сравнить со скудными язычками пламени в очаге Фанни.
А еще там полно людей, многие из которых, перед тем как исчезнуть из «Черной балки», были у Фанни регулярными посетителями. И в этом нет ничего удивительного: если можно выбирать между жизнерадостной девушкой и нахмуренной Фанни, любой человек в здравом уме направится в «Русалку». Джек уже знал, что сейчас сделает его жена. Сначала она потребует, чтобы несчастный матрос заплатил за очередной напиток. А когда он не сможет этого сделать, она пустится в свои разглагольствования. «Думаешь, этот стол свободен? Думаешь, я позволю, чтобы ты торчал здесь всю ночь, отнимая место у тех, кто способен платить?» Будто бы к этому столу выстроилась целая очередь платежеспособных посетителей! «Мне нужно оплачивать аренду и счета торговцев.
