- В машине охраны?
- Я сегодня без охраны.
Элечка трёт ладонями лицо, одобрительно кивая.
- Ты поедешь со мной?
Анька дёргает головой в согласии.
- У меня двухместная машина, вообще-то. У Литвина тоже.
Разумовская краснеет ещё больше, шмыгает носом и, чуть не плача, соглашается. Сука, такое ощущение, что я её там... не важно.
- Я пойду посмотрю, как по народу.
Олёхина сваливает, и Литвин уходит за ней следом.
- Не надо меня трогать! – начинает пищать, как только мы остаёмся вдвоём.
- Да никто и не собирался, нужна ты мне больно.
- Вот и хорошо.
Озирается по сторонам, смотря на свои лежащие на стуле ноги, накрытые курткой. Преодолеваю расстояние между нами за пару шагов, стягивая со ступней эту тряпку.
- На улице зима...
- Не замёрзну!
- Дура ты, Разумовская.
- Ты тоже интеллектом не блещешь.
- Погоди, - снимаю куртку и, стащив с себя футболку, сажусь перед ней на корточки, - не ори только.
Она сглатывает, замирает и смотрит с паникой в глазах. Тянусь пальцами к её ступне, и она дёргается, ещё сильнее натягивая на ноги подол платья. Закатываю глаза, сжимая лодыжку. Промакиваю её залитые кровью ступни футболкой.
- Носки где?
- Что?
- Носки и сапоги твои где?
- Там, - кивает на стоящую позади парту.
Быстро напяливаю на неё носки и короткие сапожки, не застёгивая молнии.
Сам же надеваю куртку, застегнув змейку до груди.
- Пухан одевай, и пошли.
Элечка тянет бегунок вверх, продолжая растерянно на меня посматривать.
- Сумка? Вещи какие-то?
- У Ани где-то, я не знаю.
- Потом тогда, - подхожу к ней в попытке взять на руки, но, бл*дь, Разумовская будет не собой, если не шуганется.
- Не трогай…
- А ты летать научилась? Пошли уже, не выпендривайся.
С горем пополам мы доходим до машины. Пока я её несу, чувствую, как напряжено её тело. Она даже так пытается сделать всё, чтобы соприкасаться со мной как можно меньше.
Сажаю её в тачку, захлопывая дверь, и пишу Литвину, что мы поехали, также скидываю адрес, куда им подтягиваться.
Разумовская сидит как мышка. Ни слова, ни шороха. Какая покладистость...
У клиники Борисова, деньги на которую, кстати, когда-то в лихих девяностых подкинул ему мой батя, мы паркуемся минут через сорок.
Эля к тому времени превращается вообще в какую-то статую, помогаю ей выбраться из тачки и отношу в кабинет к Валерьевичу.
Тот смотрит на меня слегка удивлённо, но ничего не говорит. Пока он её расспрашивает, сажусь на край подоконника, расстегнув куртку.
- У тебя лето нежданно наступило?
- Ага, готовлюсь к жаркому Бали.
- Эльвира, сейчас вас отвезут в процедурную, главное, не волнуйтесь.
Кивает, и почти сразу её забирает мужик с креслом-каталкой.
- Теперь с тобой.
- А я при чём?
- Я уже второй раз наблюдаю заботу о ней в твоём лице. Даже страшно.
- Очень смешно.
- В общем, минут через двадцать сможешь её забрать.
- Или вызвать такси, - себе под нос.
- Что?
- Так, где у вас тут кофе наливают?
- На первом этаже автоматы.
- А нормальный? Который сам пьёшь?
- Сиди здесь, принесут.
- Бла-го-да-рю.
- Скоморох!
Следующие полчаса я сижу в кресле Борисова, попивая кофе, и исследую истории болезни, валяющиеся у него на столе. Какой же тут бардак, захочешь найти, не найдёшь.
Откинув голову на спинку, закрываю глаза, прокручиваясь вокруг своей оси. Эля сегодня явно словила шок. Её поведение тому подтверждение. Невзначай вспоминаются слова Дягилевой о том, что она выиграет, звезда грёбаная.
А Разумовская? Ну неужели нельзя посмотреть эти туфли было?
Но как бы я ни абстрагировался, тот укольчик разочарования и злости всё ещё гулял по телу. Руки чешутся в желании свернуть Викуше шею.
Элька просто вечно попадает не в то время, не в то место...
Эля...
Дверь в кабинет распахнулась. Приоткрыв глаз, я столкнулся с недовольной миной Борисова. Ну простите, простите.
С усмешкой поднялся с кресла, направляясь в коридор.
- Можешь забирать её. Триста пятый кабинет.
Пройдя по коридору и найдя нужный кабинет, я, наверное, минуту стоял под дверью. Почему-то стало неловко оттого, что ей моя помощь не нужна. Она вечно от неё отказывается. Но неловкость быстро сменилась злобой.
Распахнув дверь, так что та ударилась о стену, зашёл в небольшой кабинет с кушеткой. Эля сидела свесив ноги и во все глаза смотрела на меня.
- Поехали, Валерич сказал, вы всё. Тебя на колясочке или на ручках?
Её немного испуганное лицо приобрело злобный оттенок.
- Я сама доберусь домой. Спасибо, твоей помощи больше не нужно.
Каждое её слово с отказом разжигает ярость. Меня бесит вся эта ситуация, и она меня бесит. Что она о себе мнит?
Сделав шаг в её сторону, замираю, а она немного отшатывается, округляя глаза.
Сжимаю руки в кулаки в карманах джинсов и делаю ещё один шаг к ней навстречу.
- Слушай, я просто хочу помочь, и всё.
Она как-то печально вздохнула, намеренно глядя мне в глаза.
- Хорошо. Помогай, ну чего встал, Доронин? Ты хотел поиграть в рыцаря, вот тебе повод!
Её колкости бесят, но этот выпад почему-то воспринимается адекватно.
- Пошли тогда, - поднимаю её с кушетки.
На улице нас обдувает ветром, смешанным со снегом.
Сажаю болезную в машину, хлопая дверцей, замечая подъезжающего Литвина.
Махаю ему рукой, и он оттормаживается почти перед моими ногами.
- Ну, вы как тут? - Анька высовывается из машины с горящими глазками.
- Нормально, на больничном посидит пару дней, - дёргаю головой в сторону Разумовской.
- Я передам в универе, ты её отвезёшь домой?
- По дороге выкину. Отвезу, конечно.
- Ну, мы тогда катим. В студию ещё надо сегодня успеть, - говорит Илюха.
- Ага. Давайте.
Сажусь в тачку.
