- Сердце остановилось.
- Понятно. Ты уедешь?
- Куда?
- На работу. Ты всегда уезжаешь. Я не хочу оставаться с нянькой.
- Этого требуют обстоятельства. Ты и сам это знаешь.
- Ты правда никого не любишь, пап? Мы с бабушкой были тебе не нужны.
- Это неправда. Вы моя семья, я вас любил и люблю. Не говори ерунду.
- Тогда давай поедем завтра куда-нибудь. На пару дней.
- Завтра?
Смотрю на Даньку, а у самого в башке сразу всплывают завтрашние переговоры и совещания.
- …Дань, давай подождем до субботы, я освобожусь и…
- Я понял, - ребенок опускает взгляд в книгу, полностью от меня отстраняясь.
- Дань…
- Уходи.
- Даниил, ты должен быть…
- Я ничего тебе не должен. Зачем вы вообще меня рожали, если кроме бабули я никому из вас не нужен?
- Это не так.
- Так. Уходи, я не хочу с тобой разговаривать. Не хочу.
Поднимаю ладонь и обессиленно опускаю ее обратно. Губы искривляет беспомощная улыбка. Выхожу за дверь, ясно понимая, насколько все плохо. Что мне с ним делать? Он прав, в чем-то он прав предельно точно. Только как мы будем жить дальше? У меня сейчас нет времени на воспитание, у меня и на себя времени нет, я наконец подобрался туда, куда так хотел, будет обидно так и не дойти до пьедестала, не успеть задержаться там на приличный срок.
В кармане вновь вибрирует мобильный. Маринка.
- Да, - говорю отрывисто.
- Ты как?
- Нормально.
- Может быть, мне приехать? Как Данил? Саш…
- Не нужно приезжать. Все нормально. Давай созвонимся позже.
Она еще что-то говорит, но я сбрасываю вызов.
Неделя получается бешеной, она отвлекает от мрака, творящегося дома, но, кажется, только усугубляет ситуацию. В кабинете душно. Открываю окно, прикуривая сигару. Миронов должен прийти с минуты на минуту. Стук в дверь - яркое тому доказательство.
- Александр Николаевич, день добрый.
- Семен Андреевич, проходи, присаживайся.
- Я слышал, у тебя горе. Соболезную.
Молча киваю.
- Как сынишка воспринял?
- Бывало и лучше.
- Знаешь, у меня, когда жена умерла, с дочкой тоже проблемы были. И мне посоветовали одну школу, английский интернат, прекрасное, сильное образование, отличные психологи, общение со сверстниками, в общем, то, что нам тогда было нужно.
- Семен Андреевич, давай ближе к нашему с тобой делу.
Миронов склоняет голову, пробегает по тексту взглядом, протягивая мне папку.
- Смотри, думаю, мы можем протащить этот законопроект…
Остаток дня думаю о Даньке. Может быть, Миронов прав? И отправить его в Англию - действительно хороший вариант? По крайней мере, там он всегда будет под присмотром, плюс сильное образование.
В обед созваниваюсь с Маринкой, хочется обсудить эту тему с ней. Она приезжает в назначенное место вовремя. Быстро пересекает зал, садится напротив, касается моей ладони.
- Ты как?
- Нормально. Я хотел с тобой посоветоваться по поводу сына.
- Конечно. Что ты хотел обсудить?
- Данька - сложный ребенок, и у нас с ним как-то не ладится.
- Саш, все поправимо. Просто вам нужно немного времени…
- Время… в общем, мне посоветовали школу-интернат, в Лондоне. Я думаю, это неплохой вариант. У меня, сама знаешь, не так много свободного времени, а ему там будет хорошо. Общение, смена обстановки, новые друзья.
Баженова опускает взгляд, ведет пальцами по краю столешницы, слегка нахмурив брови.
Говорит после затянувшейся паузы:
- Мне кажется, это не лучший вариант, Саш. Он ребенок, а ты хочешь куда-то его отправить сразу после такого потрясения. Мне кажется, ты очень спешишь. Это того не стоит. Лучше будет, если ты попытаешься наладить с ним контакт.
- Сейчас не тот момент. У меня нет времени.
- Но он твой сын. По сути, он единственный близкий и родной тебе человек, Доронин. А ты словно хочешь от него избавиться.
- Не передергивай. По-моему, советоваться с тобой было глупой идеей.
- Что? – вскидывает взгляд.
- Прости, мысли вслух.
- Ты хотел совет. Я тебе его дала, Саша, не нужно выливать свою агрессию на меня.
- Кто бы мне об этом говорил. Ну да, ты же у нас святая. Вечно живешь где-то слишком далеко от реального мира. Пойми уже, не бывает так, чтобы было хорошо всем. Это просто не-воз-мо-ж-но!
- Знаешь, Саша, - цепляет меня глазами, - хочется сказать тебе много «хорошего», но я спишу все, что ты мне здесь говоришь, на стресс. Ты устал. Тебе плохо, и я это понимаю. Не руби с плеча, остынь.
- И это мне говорит человек, который всю свою жизнь сбегает, делает все сгоряча, а после себя жалеет?!
Маринка подбирается, она явно не думала, что я когда-нибудь произнесу это вслух. Она не думала, а меня несет. Словно внутри что-то оборвалось, кто-то сорвал кран, и я несусь навстречу к ней с бешеной скоростью, еще секунда - и столкновения лоб в лоб будет не миновать.
- Это мой сын, и не тебе учить меня жить, не тебе говорить мне, как правильно. Я делаю и делал для тебя все. И после этого ты учишь меня, как жить? Серьезно?
- Это так благородно - помогать, чтобы потом упрекнуть. Что с тобой? Я искренне хочу тебя поддержать, но сейчас я не понимаю, зачем ты пришел. Что ты хотел от меня услышать? Я должна была соврать, одобрить твое решение? Но если ты решил, зачем эта встреча? Упрекнуть, поругаться? Зачем?
- Прости. Все, что я сказал, я так не думаю. Прости меня, слышишь?
-Саш, это ужасно. Все что ты мне говоришь. Так нельзя...
-Я знаю, Марин, знаю. Просто все навалилось, сразу...я совершенно не знаю, что мне делать.
-Просто, не принимай поспешных решений.
-Мне нужно ехать, созвонимся вечером, хорошо?
Она кивает, чуть-чуть приподымая уголки губ. Поднимаюсь на ноги, вскользь касаюсь губами Маришкиной щеки и выхожу на улицу. Меня ломает, крутит изнутри. Какое-то чувство опустошения. Безразличия. Словно от всех моих дальнейших действий не будет никакого толка.
Вечером долго собираюсь, чтобы поговорить с Даниилом. Нянька сказала, что он безвылазно сидит в комнате. Ходит в школу, а по приходу запирается у себя.
Поднимаюсь наверх, тяну ручку на себя и, наткнувшись на закрытую дверь, заношу руку, стуча по деревянной поверхности.
