Свет последних лучей заходящего солнца окутал его фигуру золотистой мантией победителя. Какой шанс может быть у нее против такого человека?
От порыва ветра зашумели высокие мачты, заглушив последние слова священника. Когда наконец все было кончено, она не нашла сил двинуться с места. Смотрела, как проходили мимо люди. Никто из них не подошел к ней. Один Кларенс Эвери остановился было, попытался что-то сказать, но, так и не осмелившись, побрел дальше. Мэри и Патрик О'Брайен даже не взглянули в ее сторону. Когда мимо проходил Дэвид, в его глазах она уловила искру узнавания, но и он, не останавливаясь, прошагал мимо нее. Как будто она была невидимкой.
Когда она нашла в себе силы двинуться с места, причал опустел. На фоне умирающего заката мачты парусных судов торчали частоколом, как мертвые стволы деревьев. Добравшись до своего автомобиля, она с трудом, окончательно обессилев, начала рыться в сумке, чтобы отыскать ключи, но сумка выпала из рук, и содержимое рассыпалось по асфальту. Кейт не могла заставить себя двинуться с места. Она будто примерзла к асфальту. Она не знала, видит ли кто-нибудь ее сейчас.
Ее заметил Дэвид. Проводив своих клиентов и попрощавшись, он обратил внимание, что Кейт еще здесь. Дэвид был очень удивлен, увидев ее на церемонии прощания. Довольно умный ход с ее стороны, публичное появление и изъявление раскаяния должно было произвести впечатление на О'Брайенов. Но когда увидел, как одиноко побрела она на парковку, понял, какую храбрость она проявила, показавшись сегодня здесь.
Он тут же одернул себя, напомнив, что некоторые врачи сделают все, чтобы оправдать себя перед законом.
И, потеряв интерес, пошел к своей машине. Пройдя полпути, услышал, как что-то звякнуло об асфальт, и, обернувшись, увидел, что она выронила сумку. Кейт застыла с ключами в руке, глядя перед собой, как обиженный ребенок, так продолжалось несколько минут. Потом медленно нагнулась и неохотно начала собирать вещи.
Почти против своей воли он двинулся к ней на помощь. Она не замечала его приближения. Нагнувшись, он подобрал с земли несколько монет и протянул ей. Она не шевелилась.
— Кажется, вам нужна помощь.
Поскольку она все еще не замечала протянутой руки с мелочью, ему пришлось просто вложить ей в ладонь монеты. Она поблагодарила.
Некоторое время они смотрели друг на друга.
— Я не ожидал увидеть вас здесь, — заметил он, — зачем вы пришли?
— Это было… ошибкой.
— Ваш адвокат вам посоветовал прийти?
Она удивилась:
— Почему?
— Показать О'Брайенам, что сожалеете.
Она вспыхнула:
— Вот как вы считаете? Что это было проявлением стратегии?
— Такое случается.
— Зачем вы здесь, мистер Рэнсом? Это часть вашей стратегии? Показать клиентам, что вы сочувствуете?
— Да, я им сочувствую.
— И думаете, что я — нет.
— Я этого не говорил.
— Но вы это имели в виду.
— Не принимайте все мои слова так близко сердцу.
— Нет, я принимаю их как выпад лично против меня.
— Не надо. Это просто моя работа.
Она сердитым жестом отбросила со лба прядь.
— И какая у вас работа? Наемного убийцы?
— Я не нападаю на людей. Я нападаю на их ошибки. И даже самые лучшие из докторов допускают ошибки.
— Это вы мне говорите! — Она отвернулась, глядя на море, где течением все дальше относило прах Эллен О'Брайен. — Я знаю это, мистер Рэнсом, каждый раз перед операцией понимаю, что, если я возьму не ту ампулу или неправильно настрою аппарат, чья-то жизнь окажется в опасности. О, у нас свои способы снимать напряжение. Черные шутки и черный юмор. Наш смех и предметы для шуток могут показаться кощунственными, но таким образом мы выдерживаем и выживаем. Вы об этом понятия не имеете, законники. Вы и вся ваша проклятая профессия. Вы не представляете, что бывает, когда мы теряем больного.
— Я знаю, что это такое для семьи вашего пациента, которого вы теряете. Каждая ваша ошибка — их страдания.
— Видимо, вы никогда не ошибаетесь.
— Все совершают ошибки. Но разница в том, что вы свои стараетесь похоронить.
— Вы никогда не дадите мне забыть, верно?
Закат приобрел оранжевый оттенок, отблеском горел на ее волосах и красных щеках. И вдруг он подумал, что будет, если пальцами расчесать ее спутанные ветром волосы и губами коснуться лица. Мысль выскочила ниоткуда и была нелепой. Но она стояла в такой опасной близости, что он должен был либо отступить, либо поцеловать ее.
Он с трудом вновь обрел хладнокровие.
— Как я уже сказал, доктор Чесни, мы просто делаем свою работу.
Она покачала головой, ее каштановые, с выцветшими от солнца прядями, непослушные волосы струились по ветру.
— Нет. Я думаю, это что-то вроде вендетты. Вы готовы повесить всех медиков, не так ли?
Дэвид был поражен ее обвинением. Но, даже начав опровергать, вдруг понял, что она нанесла удар близко к цели. Она сумела найти и разбередить старую рану, вскрыла ее как скальпелем.
— Я хочу мстить всем медикам? В таком случае позвольте вам сказать, мою работу легкой делают именно такие некомпетентные врачи.
У нее в глазах вспыхнула ярость, они стали горячими, как раскаленные угольки. Он думал, что она ударит его. Но Кейт развернулась, села в свою машину и захлопнула дверцу. Потом так рванула свой «ауди», что ему пришлось отскочить в сторону.
Он смотрел на удалявшийся с ревом автомобиль и жалел о своих жестоких словах. Причина все-таки была для этого веская — пагубное влечение, которое он к ней испытывал, надо было оборвать сразу и навсегда. Вдруг что-то блеснуло в том месте, где стола ее машина. Он поднял серебряную ручку, которая, очевидно, закатилась под автомобиль. На ней было выгравировано имя владельца — Кэтрин Чесни. Доктор медицины.
С минуту он постоял, думая о Кэтрин. Интересно, ждет ли ее кто-нибудь дома? И вдруг его пронзила мысль о том, насколько он одинок, как пуста его жизнь.
Когда-то он был благодарен наступившей пустоте. Она означала благословленное окончание ноющей боли. Теперь захотелось других ощущений, чтобы удостовериться, что он еще жив. Он знал, что эмоции внутри него все же теплятся, и теперь убедился в этом, когда смотрел на Кейт. Не полное пробуждение, не вспышка, а просто слабое напоминание.
Оказывается, пациент скорее жив.
Он вдруг понял, что улыбается. Подбросил ручку вверх и ловко поймал. Положил в нагрудный карман и пошел к машине.
Собака лежала под наркозом, раскинув лапы, брюхо было выбрито и смазано йодом. Это была немецкая овчарка, в приличном состоянии, ее хорошо содержали, но не любили.
