— Но ты не видела, что он убивал.
— Нет. Но у кого еще был мотив?
— Давай подумаем. — Он взял солонку и поставил в центр стола. — Генри Танака, как нам известно, имел связь с женщиной. — Дэвид подвинул перечницу и поставил рядом с солонкой. — Возможно, с Энн Рихтер.
— Хорошо, но при чем тут Эллен?
— Вот вопрос на миллион долларов. — Он взял сахарницу. — Куда поставить Эллен?
— Любовный треугольник?
— Очень похоже. Мужчина способен иметь не одну любовницу. Их может быть целая дюжина. А у них, в свою очередь, бывают ревнивые любовники.
— Треугольники в треугольнике, не могу такого представить.
— Случается. И не только в клиниках.
— В юридических конторах тоже?
— Я не сказал, что у меня так было. Но я тоже человек, ничто человеческое мне не чуждо.
Кейт не могла сдержать улыбки.
Смешно. Когда мы впервые встретились, я не могла даже подумать, что тебе могут быть присущи человеческие черты. Ты был враг. Еще один проклятый адвокат.
— О! Адвокаты известные отбросы общества.
— Ты хорошо играл роль.
Дэвид поморщился:
— Большое спасибо.
— Но сейчас все изменилось, — поспешила она заверить, — я не думаю о тебе как о еще одном ловком адвокате. С тех пор как…
Она замолчала и опустила глаза.
— С тех пор как я тебя поцеловал, — закончил он тихо. Щеки у нее загорелись. Она резко встала и понесла стакан с остатками молока в раковину, чувствуя взгляд на своей спине.
— Все так усложнилось, — вздохнула она.
— Потому что я оказался обыкновенным человеком?
— Мы оба просто люди.
Их тянуло друг к другу, и отрицать это было глупо. Она тщательно вымыла стакан. Потом снова села за стол. Кажется, ее смущение доставляло ему удовольствие. В глазах Дэвида мелькали веселые искорки.
— Неприятно оказаться рабом биологических потребностей. Могу подтвердить.
Вот как! «Биологических потребностей». Бледное описание того гормонального шторма, который ее сотрясает. Она избегала его взгляда и упорно смотрела на солонку в центре стола.
Подумала о Танаке. Треугольник в треугольнике. Неужели все эти убийства совершены из безумной ревности?
— Ты прав, — она дотронулась до солонки, — человеческие слабости иногда чреваты различными проблемами, например усложняет жизнь или ведут к убийству.
— Мы заблуждаемся. — Он вдруг подвинул стакан, и теперь образовался квадрат. — Мы имеем дело не с треугольником. Это квадрат.
— Твои познания в геометрии вызывают уважение, — заметила она вежливо.
— Что, если у Танаки была еще одна любовница — Эллен О'Брайен?
— Но это опять старый добрый треугольник.
— Но мы кое-кого забыли. Очень важного участника. — Он многозначительно постучал по пустому стакану из-под молока. — Миссис Танака.
Она растерянно смотрела на расставленные на столе предметы.
— Боже мой. Миссис Танака!
— Вот именно.
— Ни разу не подумали о его жене.
— Настало время о ней подумать.
Японка, открывшая дверь офиса Танаки, напоминала фигурку гейши из чайного домика. С белым, густо напудренным лицом, ярко-красными накрашенными губами, красиво ухоженными иссиня-черными волосами.
— Вы из полиции?
— Не совсем, — ответил Дэвид. — Но мы хотим задать несколько вопросов.
— Я не разговариваю с репортерами. — Женщина стала закрывать дверь.
— Мы не репортеры, миссис Танака. Я адвокат. А это доктор Чесни.
— И что вам надо?
— Мы ищем материалы по другому убийству. И кажется, дело связано со смертью вашего мужа.
Внезапно любопытство сверкнуло в глазах миссис Танака.
— Вы о той медсестре? Рихтер?
— Да.
— Что вам о ней известно?
— Мы расскажем, если вы нас впустите.
Она колебалась, но любопытство победило.
Открыв шире дверь, жестом пригласила пройти в приемную. Она была высокая для японки, слишком высокая, выше Кейт. Простое синее платье, высокие каблуки, золотые серьги в форме морской раковины. Волосы были такого глубокого черного цвета, что могли показаться ненатуральными, если бы не единственная седая прядь на правом виске. Мари Танака была исключительно красивой женщиной.
— Простите за некоторый беспорядок. — Она обвела рукой безукоризненно чистую приемную. — Столько дел свалилось, надо разобраться. — Она взглянула на пустые кушетки с таким видом, как будто удивилась, куда вдруг исчезли пациенты. На столиках все еще разложены журналы, ящик с игрушками для детей притулился в углу. Единственным напоминанием о трагедии была карточка с соболезнованиями и ваза с белыми лилиями, посланная от разделяющих скорбь пациентов. Через стеклянную дверь комнаты ожидания видны были две женщины, они разбирались с бумагами.
— Столько всяких счетов, бумаг, я раньше ни о чем понятия не имела. Генри сам все делал, а теперь, когда его нет… — Миссис Танака устало присела на диван. — Вы знаете о моем муже и той женщине, не так ли?
Дэвид кивнул.
— А вы знали?
— Да, то есть я не знала ее имени. Смешно, правда? Как говорят, жена узнает последней. — Она взглянула на двух женщин в соседней комнате. — Уверена, они тоже знали, как и все. В клинике одна я была в неведении. Глупая жена. Вы сказали, что расскажете об этой женщине. Энн Рихтер. Что вы о ней знаете?
— Я работала с ней… — начала Кейт.
— Правда? — Миссис Танака взглянула на Кейт. — Я ее никогда не встречала. Какой она была? Красивая?
Кейт поколебалась, она понимала, что сейчас этой женщине любая информация о любовнице мужа доставит боль. Или ей нравилось страдать?
— Энн была… привлекательной женщиной.
— Умная?
Кейт кивнула:
— Она была хорошей медсестрой.
— Я тоже. — Миссис Танака закусила губу и отвернулась. — Я знаю, она была блондинкой. Мне говорили. Генри любил блондинок. Какая ирония, верно? Он любил то, чем я не могла быть. — Она внезапно с чисто женской подозрительностью взглянула на Дэвида: — А вам не нравятся восточные женщины?
— Красивая женщина — всегда красивая женщина, — невозмутимо ответил он. — Я не дискриминирую женщин.
Миссис Танака смахнула с ресниц слезу.
— Зато Генри подверг дискриминации меня.
— У него были и другие? — мягко спросила Кейт.
