— Вот и ты, Дэвид.
К нему подходила высокая женщина с серебряными волосами.
— Тебе не надо было приходить, мама. С твоей больной ногой.
Она палкой указала на небольшой белый домик в стороне, на краю кладбища:
— Я увидела тебя из окна кухни. И решила выйти и поздороваться. Не могла дождаться, когда ты приедешь навестить меня.
Он поцеловал ее щеку.
— Прости. Был очень занят. Но я собирался сейчас зайти к тебе.
— Разумеется. — Она перевела взгляд голубых глаз, таких же, как у сына, на могилу. И в шестьдесят восемь ее глаза оставались пронзительного голубого цвета. — Некоторые даты лучше забыть, — мягко сказала она.
Он не ответил.
— Знаешь, Дэвид, Ной всегда хотел брата. Может быть, пришло время подарить ему.
— О чем ты, мама?
— Это естественно, верно?
— Может быть, сначала надо жениться?
— Конечно. У тебя кто-то есть на примете? — с надеждой спросила мать.
— Ни души.
Вздохнув, она взяла его под руку.
— Я так и думала. Пойдем. Раз тебя не ждет шикарная блондинка, выпьешь кофе со старой матерью.
Они двинулись по направлению к домику. Джинкс упрямо отказывалась от советов докторов, которые вообще не рекомендовали ей ходить. Она подвернула лодыжку, играя в теннис, такая женщина вряд ли будет сидеть в кресле за вязанием.
Они поднялись на крыльцо и вошли на кухню. Их встретила пожилая компаньонка матери.
— Вот и вы! — вздохнула Грейси. — Я никак не могу удержать эту женщину дома, — пожаловалась она Дэвиду.
Он пожал плечами:
— И никто не сможет.
Они сели за стол. Кухня напоминала тропики, отовсюду свешивались зеленые растения, их раскачивал легкий ветерок, проникавший из распахнутого окна.
Дэвид отвел от лица ветку.
— Не могу понять, как ты можешь целый день смотреть на кладбище.
— Из окна я вижу своих друзей: вот миссис Гото, вот мистер Карвальо и наш Ной на склоне. Я думаю о них так, как будто они спят.
— Господи, мама.
— Твоя проблема, Дэвид, в том, что ты не можешь перестать бояться смерти.
— Что ты предлагаешь?
— Верни бессмертие. Роди еще ребенка.
— Я не женюсь, мама, и перестань говорить на эту тему.
Она, как всегда, проигнорировала возражение сына.
— В прошлом году ты встретил одну молодую женщину. Где она?
— Вышла замуж. За кого-то еще.
— Жаль.
— О да, бедный парень.
— О, Дэвид! Когда ты станешь взрослым?
Дэвид улыбнулся и сделал глоток из чашки. Еще одна причина, почему он редко посещал мать. Кроме участия в воспоминаниях надо было пить ужасный кофе Грейси.
— Как проводишь день, мама? — вежливо спросил он.
— С каждой минутой хуже.
— Еще кофе, Дэвид? — Кофейник Грейси угрожающе навис над его чашкой.
— О нет! — Он накрыл рукой чашку, и обе посмотрели на него с удивлением. — Я хотел сказать, э-э-э… Спасибо, Грейси.
— У тебя что-то не так, помимо твоей личной жизни?
— Еще более занят, чем обычно.
— Ты слишком серьезно относишься к работе.
— Такова работа.
— Привлекать докторов к ответственности? Просто еще один способ заработать.
— Моего доктора один раз привлекли, — заметила Грейси. — Все эти ужасные слухи о нем, разговоры… Я считала его святым.
— Никто не святой. И менее всего доктора, — мрачно заключил Дэвид. Потом задумался, глядя в окно и вспоминая дело О'Брайен.
Он думал о нем весь день. Или, скорее, о зеленоглазой Кейт Чесни. И решил, что все-таки она лжет. Дело было легче, чем ожидалось. Он уже знал, как вести допрос в суде. Сначала легкие вопросы: имя, образование, практика. У него была привычка расхаживать в зале суда, делая круги вокруг обвиняемого. Жестче вопросы, уже круги. И когда настанет время самого убийственного вопроса, он окажется с преступником лицом к лицу. И все будет кончено.
Он встал.
— Надо идти. Позвоню, мама.
Джинкс недоверчиво фыркнула:
— Когда? На следующий год?
Он потрепал по плечу Грейси и прошептал на ухо:
— Желаю удачи. Не позволяй ей доводить тебя до умопомрачения.
— Я? Свожу с ума? Ха!
Грейси вышла проводить его, помахала рукой на прощание и постояла, глядя, как он удаляется.
— До свидания, Дэвид, — прошептала она ласково вслед.
Она еще долго смотрела, как он идет и садится в машину, потом грустно сказала:
— Как он несчастлив! Если бы он смог забыть…
— Он не забудет, — вздохнула в ответ Джинкс, — он пронесет горе через всю жизнь и умрет с этим.
* * *
Дул сильный северо-западный ветер, когда катер отошел от причала, чтобы развеять над закатным морем прах Эллен О’Брайен. Это было так естественно — развеять пепел над волнами, освещенными закатным солнцем. Священник бросил со старого причала в воду венок из желтых цветов. Цветы, подхваченные течением, медленно поплыли по воде, как символ прощания, и Патрик О'Брайен снова заплакал.
Плач, подхваченный ветром, донесся через толпу до того места, где стояла Кейт. Одинокая и всеми игнорируемая, она приткнулась около причала с рыбацкими парусниками, сама не понимая, зачем пришла сюда. Может быть, чтобы наказать себя? В попытке сказать всему миру, как она сожалеет? Это внутренний голос, страдающий и умоляющий о прощении, велел ей прийти.
Там была и делегация из клиники. Медсестры, жавшиеся друг к другу, несколько акушерок. Кларенс Эвери, чьи седые волосы встали дыбом от ветра, и голова стала похожа на одуванчик. Даже Джордж Беттенкурт явился, но стоял немного в стороне, с неподвижным лицом, напоминавшим маску. Для всех этих людей клиника был больше чем просто работа, это был их второй дом. Вторая семья. Доктора и сестры часто принимали роды друг у друга. Эллен О'Брайен помогла многим их детям появиться на свет. И теперь они провожали ее.
Отблеск заката на чьих-то светлых волосах привлек внимание Кейт, она вгляделась — в конце пирса стоял Дэвид Рэнсом, его голова возвышалась над толпой. Он был в соответствующем печальному ритуалу черном костюме и галстуке, но эмоций выражал не больше, чем каменная стена. Есть ли в нем вообще простые человеческие чувства? Ты когда-нибудь плачешь? Ты когда-нибудь смеешься? Ты когда-нибудь занимаешься любовью?
Последняя мысль возникла неожиданно. Любовь? Она могла себе представить, что такое заниматься любовью с Дэвидом Рэнсомом, — он будет доминировать, подавляя партнера и подчиняя своим желаниям.
