Волк привел ее к пещере, узкий вход в которую обнаружился в одном из лесистых холмов. И остановился как вкопанный.
– Ты считаешь, что мне сюда?
Зверь кивнул.
– А ты со мной не пойдешь?
Вместо ответа волк только лег, вытянув лапы и положив на них голову.
– Будешь здесь ждать? Ну хорошо. Ладно, тогда я пойду без тебя.
Саша садится на корточки и запускает ладони в мягкую шерсть зверя. Волк покорно переносит ласку, и даже раз выворачивается, задевая ее кожу шершавым языком. Он виляет хвостом, и умные глаза смотрят… С тревогой? Или это отражение ее собственных тревог?
Саша чувствует – ей туда, в пещеру. Там что-то… Что-то есть. Что-то, что способно изменить все вокруг.
Вот только она не уверена, что хочет что-то менять. Но ее никто не спрашивал.
– Надеюсь, я скоро вернусь, – она в последний раз треплет волка по голове и поднимается.
Не без внутренней дрожи Саша ступает в темный проход. Это длинный узкий тоннель, который во многих местах касается ее кожи. Камень неприятен и шероховат, и каждое прикосновение словно бы отдирает кусок плоти, пусть нет ни крови, ни боли. Но она продолжает идти, видя вдали слабый свет и чувствуя желание прийти к нему.
Свет приближается, и едва протиснувшись около очередного каменного выступа, Саша оказывается на пороге пещеры. И замирает, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.
Пещера не слишком большая, но все же здесь нашлось место для ручейка, протекающего буквально в паре шагов от ее ног. А за ручейком стоит накрытый стол, за которым сидит ее семья. Улыбающаяся мать, отец, который, кажется, помолодел на десяток лет, Виталик с неизменной ухмылкой и теплотой в глазах, бабушка Марта, дедушки Толя и Артем, еще одна женщина, так похожая по фотографиям на мать мамы, Софию Алексеевну, которую Саша так никогда и не видела. И другие – мужчины и женщины, незнакомые, но похожие на нее лицом и телом.
Стол накрыт словно на Новый год. Оливье, селедка под шубой, запеченная утка, так любимая мамой, нарезки хлеба и колбасы, апельсины и мандарины, даже так знакомая маленькая нарядная елочка в центре.
Из двери в дальнем конце помещения появляется смутно знакомая Саше женщина. Память подсказывает, что ее зовут Марина. Мамина сестра, погибшая тогда, когда самой Саше едва исполнилось восемь. Марина выносит здоровенный торт «Наполеон» из кухни, Саша почему-то уверена, что за этой дверью скрывается именно кухня, и ставит его прямо напротив единственного пустого стула.
Никто из сидящих не говорит ни слова. Или говорит, но крошечный ручеек отрезает произнесенное от Саши. Но она и без слов знает – это пустое место осталось для нее. Место там, где она вновь встретит их всех. Там, где они соберутся за столом, где будут разговаривать, где мать наконец расскажет рецепт утки, а тетя так хорошо получавшегося у нее торта, где Виталик поделится последними футбольными новостями…
Саша заносит ногу, желая переступить текущую воду, единственную преграду на пути к семье – и почему-то бросает взгляд на отца. Он смотрит на нее с каким-то странным, теплым сочувствием. И единственный без улыбки на лице.
На секунду Саше на ум приходит Человек в Черном.
Осколок чьей-то личности, который ее собственный разум облачил в одежды отца и в его тело. Кто-то, кто хотел ей помочь. Зачем? Кто-то живой, что странно, ведь вся ее семья здесь.
Да и они тебе не слишком-то рвались помогать, а? Когда еще были живыми.
Прекрати – обрывает она сама себя. И вздрагивает от едкого слова внутреннего критика.
Когда были живыми.
Саша смотрит на собственную занесенную над тонкой водной преградой ногу.
Были живыми.
Она не сможет вернуться, если сделает шаг. Навсегда останется здесь.
Не все ли равно?
Нет, – неожиданно понимает она.
Вовсе не все равно.
Семейная идиллия. Прекрасная семейная идиллия вместо мудака с атомной бомбой и безумным планом по уничтожению могущественных магов, просто магов и вообще всех вокруг.
Разве не лучше присоединиться к торжеству?
Саша не знает, что ответить. Желание вновь оказаться вместе с родными никуда не исчезло. Она будет дома. Вернет то, что потеряно. Забудет обо всем, что случилось. Наконец-то освободится от боли и сожалений, перестанет жалеть о том, что не остановила в тот вечер отца, не отговорила брата ехать в ночь выпив, не отвела мать вовремя к врачу…
Саша вновь почти делает шаг – и вновь ловит взгляд отца. Теперь уже почему-то грустный.
Если она перейдет ручей – то не сможет вернуться обратно. Ни в свой грозовой лес, ни куда-то еще. Не сможет узнать, кто был Человеком в Черном и зачем пришел к ней на помощь. Не сможет выполнить волю Анатолия, отдавшего жизнь за свою дочь, ведь некому будет рассказать о его подвиге на суде. Черт, да тогда она не сможет помещать безумному предателю в маске сделать все, что он хочет, с камнем и щитами.
Не все ли равно, что там? Краткий миг бессмысленной жизни, в которой тебя никто не ждет.
Никто?
Никто…
Кот, любимый Боня, больше никогда не вернется к хозяйке. Аня, так и не выстрелившая в спину… Сколько она стояла вот так с ружьем, чувствуя, как истаивает клятва и видя перед собой убийцу отца? Аня, за которую Анатолий отдал жизнь, и которая погибнет во взрыве или лишиться силы в застенках Ордена. И…
Я на твоей стороне.
За столом она освободится от воспоминаний. От боли. Но возврата не будет. Она больше ничего не сможет сделать, ничего не изменит, ни на что не повлияет.
Хорошенький выбор: жалеть о том, что случилось с ее семьей и что нельзя изменить, или о том, что она могла бы изменить, могла бы сделать – но отказалась, оставшись здесь. Может, вернувшись, она проживет всего секунду… Но Саша ничего об этой секунде не узнает. Как не узнает и то, могла ли в самом деле за эту секунду хоть кого-то спасти…
Тут, за столом, будет спокойно.
Но и там, за пределами этого места, вовсе не непроглядный холод. Не тишина, на самом деле.
Я на твоей стороне.
И волк так и останется лежать у входа в пещеру, не дождавшись своей хозяйки.
Саша чувствует, как в сердце зарождается боль, грызущая тоска. Она сглатывает и отступает, отдаляя себя от стола и семьи. Делает шаг назад, подальше от воды. И еще, и еще – под осуждающие взгляды сидящих.
Пока еще есть время. Пока еще она может сделать хоть что-нибудь.
Саша отступает еще на шаг, разворачивается и бросается по тоннелю обратно, страстно желая, чтобы стены не сомкнулись у нее над головой, а ручеек-река позади сдержала натиск тех, кто пожелает отправиться в погоню. Она с трудом протискивается сквозь своды тоннеля, продирается к грозовому лесу без всякого света впереди, просто желая выбраться, в какой-то момент обдирая себе разом и лицо, и руки, и спину, но, кажется только собственной волей не давая камню рухнуть на голову прямо сейчас.
