Без суеты, но всё делается с приятной быстротой.
Я поднимаюсь следом, когда Черис переносят в спальню и укладывают на кровать. Мужчины сразу же уходят, а горничные остаются переодеть Черис в спальную сорочку. Наблюдать за процессом нет ни малейшего желания, да и неприлично, поэтому я оставляю горничных.
От основного коридора спальню отделяет небольшой будуар — отличное место для ожидания. Я подхожу к окну, взгляд сам собой прилипает к огненно-красному лесу, обступающему дом. В сумерках он по-прежнему смотрится ярким кричащим пятном, и даже вечер не затемняет буйства красок.
На меня наваливается усталость, я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу, но тотчас отстраняюсь. Холодным был флакон…
Куда делась брюнетка? Больше всех хлопотала вокруг Черис на крыльце, но в спальне её нет.
И почему дворецкий не предложил позвать врача или мага?
Свалить бы все эти безнадёжные вопросы на Ариэля…
Из спальни выходят горничные:
— Госпожа Льяна, госпожа Черис спит.
Хоть одна хорошая новость.
Я отпускаю служанок, но в последний момент меня озаряет:
— Я не очень хорошо себя чувствую, помогите мне дойти до моей комнаты, — прошу я. Проблема с незнанием, где жила настоящая Льяна, решена.
Горничные слетаются стайкой, и мне остаётся идти туда, куда ведут. Служанки наперебой предлагают чай, травяной отвар, притирки и примочки. Я вяло отнекиваюсь, а, оказавшись в комнате, и вовсе отсылаю их, но на пороге оказывается дворецкий:
— Госпожа Льяна, не нужно ли пригласить врача? Позволю себе заметить, что после длительного восстановления, когда здоровье особенно хрупкое, следует быть осторожной.
Вроде бы забота, а взгляд внимательный. Он что-то подозревает?
— Спасибо, но я в порядке, — качаю я головой.
— Рад, что вы в порядке, госпожа.
Поклонившись, дворецкий выходит. Вроде бы ничего не случилось, но мне не по себе. Передёрнув плечами, я избавляюсь от сомнений. Всё, что мне нужно — это продолжать.
А пока…
Я с удовольствием сбрасываю сидящие не по стопе туфли, замечаю на каблуках уличную грязь. Мимолётно удивившись, что по дому полагается ходить в том же, в чём и по улице, я босиком прохожу из будуара в спальню.
И понимаю, что я сглупила — избавиться от платья самостоятельно я не смогу. Звать горничных обратно? Не хочу…
Я откидываю край покрывала, сажусь на кровать прямо в платье. В вечернем полумраке комната кажется серой, лишь местами видны проблески позолоты. Присмотревшись, я замечаю лепной орнамент, бегущий по стыку стены и потолка. Трюмо на гнутых ножках словно вышло из покоев венценосной особы. На меня обрушивается роскошь, которую я до сих пор замечала, но не воспринимала, с сейчас, оставшись с ней наедине, я будто в музее оказалась.
Прикасаться к экспонатам в музеях нельзя — я давлю в себе порыв вскочить.
Чужое место, чужая атмосфера. Безотносительно всех перипетий судьбы, я бы предпочла оказаться в лачуге…
О чём я думаю?!
Вот теперь я вскакиваю, чтобы обессиленно рухнуть обратно на кровать и ощутить под рукой мягкость простыней. Я ведь не к родителям хотела вернуться, я испугалась видимого богатства и вместо того, чтобы радоваться комфорту, пожелала спрятаться в привычную нору бедности.
Чем я лучше мамы, которая убрала новый сервиз далеко в шкаф и продолжала пользоваться чашками с трещинками и сколами?
Что я вообще делала со своей жизнью? Почему, стремясь наверх, работая и открывая для себя новые возможности, я одновременно продолжала разрушать своё будущее, себя? Почему, имея все возможности, я палец о палец не ударила, чтобы улучшить качество своей жизни? Мне кажется, я не справлюсь… Даже сейчас я вроде бы пытаюсь найти выход из западни, борюсь, но одновременно я погружаюсь в отчаяние. Сдаться легко, починить себя… невозможно?
Мне себя так жалко становится…
Может быть, это стресс слезами вытекает? Хочется думать, что я сильная, а минуты слабости бывают у всех, что завтра будет новый день, взойдёт солнце, разгонит мрак и отчаяние, и с новыми силами я встану.
А сегодня можно дать эмоциям волю, и всхлипываю. Подушка становится мокрой.
Я реву, как не ревела с начальной школы, когда потерялась в “Детском мире”, также по-детски, также безутешно, но мне становится по-настоящему легче, и уверенность постепенно возвращается.
Я чувствую осторожное прикосновение к плечу.
От неожиданности я вздрагиваю, испуганно оборачиваюсь.
Рядом со мной на кровати Ариэль.
Парень выглядит обескураженным. Даже ошеломлённо-испуганным, будто ни разу не видел плачущих девушек, а слёзы вместо того, чтобы прекратиться, текут ещё быстрее. Мне стыдно за мою истерику, за изуродованное плачем лицо, но в то же время во мне будто новая личность проклёвывается. Или это разум берёт верх над комплексами? Внутренний голос успокаивает, что чувствовать не стыдно.
Я разрываю зрительный контакт, пытаюсь отвернуться, спрятаться в подушку — нарыдаюсь всласть и никакой Ариэль мне не помешает. Но он неожиданно удерживает меня за локоть.
— Ты плачешь, — с недоумением сообщает он.
Капитан Очевидность.
А с таким же недоумением ищу и не нахожу в его взгляде отвращения. Красная, опухшая, на что он смотрит?
Ариэль, едва касаясь, проводит подушечками пальцев по моей щеке. И тотчас разбивает очарование момента:
— Госпожа, вам бы… умыться.
Он издевается?
— Не хочу! И вообще, что ты здесь делаешь? Вламываться в спальню…
— Я к своей законной жене пришёл, — перебивает он. — Вместо жены почему-то кикимора.
К Ариэлю возвращается его усмешка. Одарив меня снисходительным взглядом свысока, он попросту подхватывает меня на руки. Я только пискнуть успеваю, как он прижимает меня к себе и совершенно по-хулигански дует куда-то за ухо, щекочет дыханием затылок.
Вроде бы я не вчерашняя школьница, чтобы краснеть и теряться, а теряюсь. Ариэль не даёт мне ни мгновения, чтобы собраться с мыслями. Одной рукой он держит меня под лопатки, другой — под колени. И ухитряется словно невзначай поглаживать прямо сквозь ткань платья.
Надо сказать, чтобы прекратил…
Ариэль опускает меня на пуфик у раковины, открывает воду в кране, трогает, проверяя температуру.
— Можно же позвать горничную, — предлагаю я. Когда я успела успокоиться? Ни слёз, ни истерики. Главное, на отражение в зеркале не смотреть… Сразу покажет, кто на свете всех страшнее.
— Я за неё, — фыркает Ариэль.
И я получаю пригоршню тёплой воды в лицо.
— Хей!
В ответ вторая пригоршня.
