Еще один удар колокола прогремел вдали.
— Похоже, что на городскую площадь.
— На площадь? И что же там такого интересного… на этой площади? — Внезапно блестящая догадка озарила Наллара. — Ставлю бронзового жаворонка, что в память об этом Иерофанте…
— Верховном Иерофанте, — мягко поправил его Ойлегер.
— Да знаю я! В память о нем на площади будут раздавать бесплатную еду и выпивку, так? Возможно, еще и представление какое покажут. Ну, я прав?
Торговец рассмеялся.
— Хорошая попытка, Цэсэй. В очередной раз ты подтвердил, что азарт — твое второе я. Но, увы, жаворонка ты проспорил. На площади состоится местный Чин Поминовения Усопшего. Хочешь, пойдем посмотрим? Думаю, тебе будет полезно.
Прислонившись к стене постоялого двора, Наллар задумался. С одной стороны, они не ели с самого утра. С другой… Он ведь дал себе обещание, что больше не прошляпится на какой-нибудь мелочи триамнийской жизни. Так что посмотреть на подобное зрелище и впрямь будет нелишним.
— А, знаешь, почему бы и нет. Только… — Глядя на проходящих мимо, Наллар насторожился. — Нам ведь тоже надо вырядиться в… вот это вот, да?
Ойлегер с усмешкой похлопал его по плечу.
— Ты умнеешь на глазах, пилигрим. Вообще желательно. Если, конечно, хочешь избежать лишних вопросов. Пойдем, — он указал на вход в «Берлогу отшельника», — зайдем. Уверен, для такого случая у них найдется парочка лишних одежек.
Когда они, одетые в алые рубашки и черные штаны и плащи, пришли на центральную площадь, Чин Поминовения уже шел вовсю. Народу собралось тьма-тьмущая: Наллар предположил, что здесь едва ли не все население Квибара. С пару десятков тысяч черно-алых горожан пришли, чтобы отдать дань уважения тому, кто два с половиной десятилетия стоял во главе страны. О том, чтобы найти место невдалеке от помоста в центре площади, не могло идти и речи; им пришлось довольствоваться тем, что нашлось относительно укромное местечко на краю площади, между какими-то колючими кустами и гончарной мастерской.
После того, как хор из дюжины человек допел долгое и довольно унылое песнопение (скорее всего, псалом, хотя Наллар понятия не имел, что еще, кроме псалмов, могут петь триамнийские хоры), а в воздух взлетели клубы кадильного дыма, вперед остальных выступил бородатый пожилой мужчина, облаченный в длиннополую алую мантию и треугольную белую митру.
«Один из местных иерофантов», — сообразил Наллар.
Пока что с языческими жрецами он сталкивался лишь при игре в арканы, не в живую. Но все меняется.
— Услышим же слово, — прогремело над площадью, — из недр веков исходящее, Истиною Божественною подкрепленное и потомкам на память оставленное.
Насыщенный баритон иерофанта эхом разносился по площади, так, что даже им было хорошо слышно каждое слово. Наллар сначала удивился, затем резонно предположил, что по-любому здесь замешано Благословение — нормальные люди попросту не умеют так громко разговаривать.
Два юноши поднесли и раскрыли перед жрецом толстенный фолиант. Иерофант, выждав паузу, принялся читать:
— Случилось то во дни, когда мир был юн, а Боги Рассвета в людском обличье ходили по землям Севера, Юга, Запада и Востока, обучая и научая простых людей, еще не познавших вражды и ненависти, премудростям жизни. На полуострове же, омываемом южными морями, жил богатый князь. К востоку от его дворца шумели теплые воды бухты, а с других сторон раскинулись густые леса. Семь дочерей родила князю жена, и каждая была красавицей. Но прекраснее всех была младшая из них, юная Као — глядя на нее, замирали и люди, и звери, и даже светила останавливались в небе, дабы полюбоваться ее неземной красотой. Множество женихов из самых далеких земель прибывали в княжеский дворец, прося ее руки — но, видя печаль в глазах любимой дочери, князь отказывал им всем.
Иерофант подождал, пока расторопные юноши перелистнут страницу, после чего возобновил громогласное чтение:
— В жаркие летние дни княжна обыкновенно сбегала из дворца, чтобы насладиться прохладой и одиночеством у родника в густом и темном лесу к югу. Чтобы скука не овладела ей, она брала с собой любимую детскую игрушку — крохотного жаворонка, сотканного искусными мастерами из льна и небесного шелка. С ним она играла, подбрасывая его к ветвям старой ивы и ловя на лету. Но вот однажды она ненароком споткнулась о корень дерева, и не успела поймать жаворонка. Тот пролетел мимо ее ладони и упал в родник, такой глубокий, что казалось, будто у него и вовсе нет дна. Юная Као расплакалась, понимая, что никак не может вернуть драгоценную игрушку. И вот позади нее раздался ласковый голос: «О чем ты плачешь, княжна? Твои рыдания настолько громкие, что скоро вместе с тобой расплачутся не только деревья, но и камни». Княжна обернулась и увидела перед собой прекраснейшего юношу в белых, будто бы даже светящихся одеждах, и с длинными алыми волосами. «Я плачу оттого, — ответила она, вытирая слезы рукой, — что мой жаворонок упал в этот бездонный родник, и теперь мне его не достать». Юноша улыбнулся и сказал в ответ: «Оставь слезы, о прелестнейшая из дев, ибо нет в этом мире ничего невозвратного, кроме смерти». Он подошел к роднику и, не раздумывая ни мгновения, нырнул в его глубины. Княжна испугалась, что напрасно погубила еще и юношу, но тот вскоре вынырнул обратно и вернул ей игрушку. И в тот момент, когда их пальцы соприкоснулись, они оба поняли, что любовь связала их сердца воедино. И спросила Као: «Ответь мне, кто же ты, о прекраснейший из всех женихов?» И ответил он: «Я один из двадцати пяти, что спустились с небес, чтобы направлять и наставлять. И имя мне — Исх». И ужаснулась Као, поняв, что влюбилась не в простого смертного, но в одного из Богов Рассвета. Но тот крепко обнял ее и произнес: «Не бойся, ибо братья мои продолжат свой путь; я же клянусь любить тебя, покуда могу ходить по сей бренной земле». И вернулись они вдвоем во дворец князя, и сказала Као отцу: «Княже, вот тот, кто достоит стать моим мужем». Возликовал князь, услышав эту новость, и приказал двору готовиться к свадебному пиру.
Иерофант вновь замолчал и, пока юноши перелистывали страницу, поправил спадающую на лоб митру. Наллар поймал себя на том, что ждет продолжения истории — безусловно, он слышал эту одну из известнейших триамнийских легенд, но в укороченной версии. Наконец, иерофант вернулся к чтению:
— И вот, множество гостей из самых разных уголков Четвероземья прибыли на свадьбу в княжеский дворец, дабы поздравить жениха и невесту. Брага и мед, эль и вино лились рекой, и не было пределов ликованию. Но под самую ночь двери пиршественного зала распахнулись, и на пороге возникла горбатая и сморщенная старуха, в которой некоторые узнали шаманскую ведьму с проклятого Богами острова. Страх и ужас охватил пирующих. Ведьма же взглянула в глаза Исху и прошипела подобно змее: «Знаю я, кто ты и какими силами владеешь, и не в моей власти противостоять тебе. Но за то, что не позвал меня на этот праздник, отныне проклята будет жена твоя: иссохнется чрево ее, и не сможет родить тебе детей». Стражники бросились к ведьме, но та обратилась в летучую мышь и покинула пиршественный зал через открытое окно. И вот, сбылось ее злое пророчество: год за годом сменяли друг друга, но Као не могла зачать. Множество слез пролила она, понимая, что бессильна противостоять черному колдовству. И однажды, когда гуляла она с мужем по лесу, набрели они на тот самый родник, рядом с которым впервые встретились. И разорвал тогда Исх на себе рубашку, и вскинул руки к небу, и сказал: «Горе мне! Ибо на что мне моя неземная мудрость, на что мне моя вечная молодость, если не могу помочь я той, которую люблю всем сердцем». И, отослав жену во дворец, провел он сорок восемь дней и сорок восемь ночей у того родника, творя знанием божественным великую ворожбу, неподвластную людскому разуму. На сорок девятый же день вернулась Као в лес, и ужаснулась, ибо на месте родника возвышался теперь громадный фонтан, а рядом с ним лежал обессиленный Исх. Увидев ее, улыбнулся он и сказал: «Као, звезда моя ненаглядная. Вот Фонтан, мною сотворенный из бездонного родника. Создав его, я нарушил один из небесных запретов, и отныне не смогу вернуться обратно со своими братьями, но это и не важно. Прошу, войди же в Фонтан этот, и Преобразись, и прими водное Благословение, что освободит тебя от ведьминых злых чар». И, доверившись Исху, вошла Као в воды Фонтана, и воистину Преобразилась, и тотчас почувствовала, как отступили от нее темные чары, и что чрево ее способно зачать.
