Человек-в-маске тем временем продолжал свой торжественный поход под рукоплескания толпы. Вскоре он достиг конца дорожки и остановился перед Креслом Верховного Иерофанта. По обеим сторонам от него стояли юноши, держащие серебряный поднос, на котором красовалась инкрустированная множеством драгоценных разноцветных камней белая митра Верховного Иерофанта. Рукоплескания достигли апогея, а потом резко затихли, как та мелодия, что еще недавно звучала в ее сознании.
Человек-в-маске вытянул вперед руки, взял в них митру, и в загробной тишине водрузил ее себе на голову.
А потом все погрузилось в хаос.
Сначала воздух заполыхал красным, будто кровь и огонь смешались воедино и слились с ним. Зловещий смех разнесся отовсюду, заставив колени Шелиары подкашиваться. Затем краски закружились в танце — как в сфере, только теперь в реальности. Страшные образы начали вспыхивать перед ней: шеренги марширующих солдат сменялись трупами на поле брани, белые жаворонки на триамнийских знаменах сменялись безутешными рыданиями жен и матерей, играющиеся дети сменялись обожженными руинами и реками крови…
Верховный Иерофант — единственный оставшийся посреди этого безумного хаоса — тем временем сел в Кресло и медленно поднес руки к лицу, чтобы снять маску. На его губах застыла усмешка человека, который достиг своей цели, не побрезговав ради этого любыми средствами.
«Нет».
Шелиара потрясла головой, но ничего не изменилось. Она попыталась закричать, но невидимая рука зажала ей рот.
«Нет!»
Шелиара понимала, что такого не должно быть. Нельзя, ни при каких обстоятельствах нельзя допустить подобного развития событий…
— НЕТ!!!
…Шелиара проснулась от собственного крика.
Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы понять, что все увиденное, все пережитое было лишь частью сна. Зловещего, до жути реального — но все же сна. В реальности же она сидела на кровати все в той же комнате на втором этаже герцогского особняка. Дыхание ее было тяжелым и прерывистым, как после бега длиной в пару миль. Она вся вспотела, так, что ночная рубашка прилипла к телу. На внутренних сторонах ее век все еще тлели, словно угли в камине, образы посетившего ее кошмара. Шелиара проморгалась, но это едва ли что-то изменило. Тогда она надавила пальцами на глазные яблоки, и те отозвались пульсирующей болью, уходящей куда-то далеко за виски.
«Это лишь дурной сон, — попробовала успокоить она саму себя. — Боги Рассвета, это просто очередной кошмар, только и всего».
Только вот почему этот кошмар казался ей таким реальным? Она ведь и раньше видела дурные сны, но они не были…
Такими.
Дрожащей рукой Шелиара нащупала на прикроватной тумбочке трубку, пододвинула ее поближе. Затем взяла коробочку с табаком, открыла ее. Попыталась подцепить содержимое пальцами, но рука предательски дрогнула, и коробочка грохнулась на пол.
— Демонская демонщина, — проскрежетала Шелиара.
Обессиленно вздохнув, она отбросила одеяло и слезла с кровати на пол, чтобы на ощупь собрать рассыпавшееся содержимое.
Тем временем что-то заворочалось в ее голове…
Хотя нет. Не что-то, а кто-то.
Все те же старые знакомые, от которых она вот уже которые сутки пыталась избавиться.
«Чудесно. Только вас еще не хватало», — мысленно покачала головой Шелиара.
«И тебе привет», — отозвался Реалист.
«Ты ведь понимаешь, — тут вкрадчиво прошептала Вопрошающая, — что никакой это не табак? Ну в самом деле, Шели, ты, конечно, та еще дура, но все же не беспросветная».
Следом подключился Пророк:
«Я ведь уже говорил: ты не сможешь вечно нас заглушать, избегая привычной реальности. Тебе надо научиться уживаться с нами, нужно принять нас. Когда ты уже поймешь это, Шели?»
— Заткнитесь, заткнитесь, заткни-и-итесь, — напевала Шелиара, собирая по полу табак. Вступать с ними в диалог она не намеревалась.
Разумеется, Голоса не собирались затыкаться. Как ни в чем не бывало, они завели свой привычный разговор, обращаясь то непосредственно к ней, то к друг другу. Шелиара поторопилась. Ей не терпелось поскорее успокоиться и прийти в себя.
Лишь через несколько минут, когда терпкий дым разлился успокаивающей волной по ее телу, а Голоса начали отдаляться куда-то в иные миры (или куда они там удалялись?), Шелиара Нирааль улеглась обратно в кровать, укуталась в одеяло, обхватила руками коленки и выдохнула с облегчением.
За окном герцогского особняка занимался рассвет.
Глава 19
«…Третьи сутки битвы начались для южан еще хуже, чем первые двое. Перед самым рассветом сельвидийские конные лучники зашли, не встретив сопротивления, в тыл обескровленным гергельярцам на дальнем левом фланге. Обстреляв огненными стрелами их обозы и палатки с ранеными, они вызвали пожары и посеяли панику, после чего, не понеся потерь, отступили на прежние позиции. Храбрые, словно пустынные львы, даньязские рыцари попробовали провернуть схожий маневр на правом фланге, атаковав один из сельвидийских станов за Иссохшей рекой, но их постигла неудача. Я был свидетелем того, как из рассветного тумана вокруг реки, будто из пустоты, появлялись копейщики эмира Набут-тан-Ниба и, окружая железных всадников, стаскивали их с коней и беспощадно добивали. Когда отряды шаугримских боевых монахов подоспели на помощь, их встретили сотни камней сельвидийских пращников. Поэтому Норгаару пришлось, скрипя сердцем, дать команду всем армиям вновь занять оборонительные позиции. Как только солнце показалось из-за вершин Дальневосточных гор, сельвидийцы перешли в размеренное наступление по всем фронтам…»
Альдан торопливо перелистнул страницу фолианта. Его глаза горели нетерпением. Он, наконец, стоял на пороге развязки самой таинственной битвы минувших веков. В этот раз школяр твердо намеревался дойти до конца, чтобы узнать истинную причину легендарной победы — пусть даже в соседней комнате начнется пожар или потоп.
«…К полудню как всем генералам-десятитысячникам, так и самому генерал-императору Норгаару стало очевидно, что шансы на победу тают, как снег в летнюю жару. Несмотря на достойные песен и баллад попытки Кирикийских Великих князей прорваться сквозь тяжелую сельвидийскую пехоту на ближнем левом фланге, приспешники султана задавливали южан численностью и уверенностью в победе. Сельвидийская лавина все ближе и ближе подбиралась к Обзорному Холму, где располагалась ставка императора, и остановить ее казалось невозможным. Но именно в тот момент, когда даже самые мужественные пришли в отчаяние, свершилось Чудо, достойное вечной памяти. Осененный, по всей видимости, божественным видением, генерал-император Норгаар неожиданно для всех отдал приказ перестроиться и, по возможности выманив сельвидийскую конницу на левый и правый ближний фланг, нанести самим конный удар по центру. Томимый любопытством, я подошел к нему и спросил: «Зачем все это?» И он ответил странной, даже по его меркам, фразой: «Теперь пришло время нам сделать невозможное». Гонцы разнесли по армиям новые приказы, и вскоре в центре поля брани начался хаос. Вступили в бой последние колесницы вождей Аккао, отвлекая на себя сельвидийских конных стрелков. Королевский полк гальтийских мечников нанес удар из центра по ближнему левому флангу, нарочно подставляя бок под смертоносную атаку сельвидийских всадников. Ценой этих жертв путь к центру оказался расчищен, и тогда под пение громогласых труб и рокот барабанов выступили вперед облаченные в тяжелые панцири кирикийские всадники, и триамнийская конница вместе с ними, и шаугримские конные копейщики…»