Сгорая от любопытства, Альдан перелистнул страницу.
«…Сошлись они на равнинах с сельвидийской тяжелой пехотой, число которой сотня сотен, и с боем прорвались сквозь ее прежде несокрушимые ряды. Гибли, один из другим, всадники Кирикии и Шаугрима, и лишь остатки триамнийской конницы добрались до Бессмертной Гвардии султана Кабуддарима А'Шаддара. Те, кто наблюдал за этой кровавой бойней с Холма, включая и меня, думали, что император от горя окончательно сошел с ума, послав на верную смерть последних боеспособных воинов. Однако уже спустя несколько минут все в корне изменилось. Гвардию султана охватила столь сильная паника, что они ринулись спасаться бегством, что тотчас же отразилось и на остальных сельвидийских армиях. Повинуясь стадному порыву, они бросали копья и ятаганы, пращи и луки, и, разворачиваясь, бежали на восток что было мочи. Причина бегства гвардейцев, с моей точки зрения, может быть только одна — каким-то невероятным образом султан Кабуддарим А'Шаддар скончался на поле боя. Но что послужило причиной? Сердечный приступ? Случайная стрела? Предатель среди его телохранителей? Что-то еще? Никто не может теперь сказать наверняка, ибо все триамнийцы, сражавшиеся с гвардейцами, полегли смертью храбрых. Некоторые очевидцы поговаривают, что султана покарали Боги, наслав на него черное облако смерти. Возможно, так оно и есть. Впрочем, в те дни народам Юга было не до выяснения причин бегства сельвидийцев. Воины ликовали и, отдав дань павшим, пировали трое суток. Сложив с себя полномочия военного императора, Норгаар обратился к выжившим со словами, что войска Юга спасло ни что иное, как их сплоченность, мужество и стойкость, проявленные в этой битве…»
Далее по тексту следовал перечень имен более-менее значимых полководцев, участвовавших в сражении. Альдан, не долго думая, завершил на этом чтение и закрыл книгу. Он испытывал двойственные чувства. С одной стороны, Эльсевий Кирикийский, очевидец и летописец того самого сражения, вроде бы как изложил, что мог, со всей возможной ясностью и полнотой, с другой… Альдана не покидало ощущение, что его где-то провели. Да и не только его. Неужели никто не попытался выяснить, как именно погиб султан? Альдан в жизни бы не поверил, что войскам Юга не удалось взять в плен ни одного гвардейца — наверняка ведь среди них было много тяжело раненых. Да и как этот Кабуддарим вообще мог погибнуть, если, по заверениям Эльсевия, до Бессмертной Гвардии, элитнейшего сельвидийского подразделения, добрались лишь жалкие остатки триамнийской конницы? От смеха, что ли? Ну, в самом деле. Очень уж странным все это выглядело. Даже по меркам истории.
Отложив на край стола седьмой том «Военных Хроник Южных Земель», Альдан бросил взгляд за окно… Демоны! Он вскочил со стула. Солнце уже исчезло за крышей главного университетского корпуса, и теперь падало где-то там к горизонту, окрашивая нижнюю часть неба в рубиново-лиловые оттенки. Надо же ему было так зачитаться. Ритуал, на котором он пообещал Герцогу присутствовать, уже наверняка начался. Альдан выругался под нос — заскочил, называется, после Библиотеки (вновь не принесшей никаких плодов относительно разгадки проблемы Шелиары) к себе на пару минуток передохнуть.
Набросив на плечи накидку, Альдан со всей скоростью, на которую только был способен, отправился в центр города.
Дорога заняла у него от силы четверть часа.
Альдан бывал на Центральном Холме дважды — во время своего Преображения и когда на первом курсе пьяному Рибану показалось отличной идеей как-то под ночь искупаться в Фонтане (правда, из-за наличия стражи осуществить задуманное бравому сердцееду оказалось не под силу). С тех пор на Холме не изменилось ровным счетом ничего. Альдан подозревал, что на нем ничего не менялось со времен обретения независимости от Гальтийской империи.
Убедив двух скучающих стражников, что он один из приглашенных, Альдан миновал решетчатую калитку у подножья Холма и после подъема по пологому, но петляющему склону ступил на вершину. Остальные три склона Холма были не столько склонами, сколько практически отвесными обрывами, каждый высотой ярдов в шестьдесят-семьдесят. Плоская вершина являлась вытянутым и при этом достаточно просторным участком земли, на котором без особых затруднений расположились четыре строения. В самом центре находился, само собой, Фонтан Преображения. Легендарное сооружение представляло собой облицованный сверкающим белым камнем широкий круглый бассейн, в середине которого находился узкий стержень, заостренный, как копье, и возвышающийся на высоту трех, а то и всех четырех человеческих ростов. Из множества крохотных дырочек на стержне в любую погоду били, уходя ввысь по дуге и ниспадая вниз, струйки воды, так что, казалось, множество небольших водопадов радужно обволакивают Фонтан.
Справа от Фонтана Преображения, выпячивая напоказ позолоченные колонны и кроваво-алый шлемовидный купол, горделиво возвышался главный городской храм, с пристроенной сбоку высокой колокольней. Слева от Фонтана, ярдах в тридцати, находились гостевые трибуны, прозванные в народе за счет своей полукруглой формы «амфитеатром». В северной же части Холма, ярдах в ста с небольшим за Фонтаном, располагалась громада Дворца Верховного Иерофанта, нынче временно пустующая (если не считать одиноких стражников, прогуливающихся вдоль передней решетчатой ограды). Пять серебристо-серых прямоугольных башен устремлялись с его крыши ввысь, под самые облака, а над ними колыхались на ветру триамнийские флаги: белый жаворонок на ярко-алом полотне.
По краям Фонтана полукругом стояло с десяток человек. В основном, как и положено, четырнадцатилетние; лишь средних лет пара стояла левее остальных и фигура в серебристо-синем плаще — справа. За Фонтаном располагался высокий деревянный помост, в дальней части которого стояли хористы и служки, а впереди — читающий нараспев отрывок из «Летописей Рассвета» иерофант. По всей видимости, Ритуал уже плавно подходил к завершению.
Отойдя чуть в сторону, Альдан оглядел амфитеатр. На верхних скамьях, как и раньше, сидели выходцы из простонародья — мужчины и женщины, наблюдающие за преображающимися детьми. Чем ниже, тем богаче выглядела одежда сидящих: невзрачные рубахи, накидки и шерстяные кафтаны сменялись отороченными мехом жилетами, мантиями, камзолами и цветастыми плащами. На второй снизу скамье Альдан приметил друзей Герцога — Тэннега, Гасфорта и, конечно же, Зан-Фауна. На первой скамье сидели пятеро мужчин в изумрудных мантиях. Один из архонтов чертами лица напоминал Герцога, как если бы тот был лет так на тридцать постарше и носил усы и аккуратную бородку. Родственная связь была очевидной. Альдану отец Герцога сразу не понравился: слишком уж суровым и неподвижным было выражение его лица. Школяр также отметил, что почему-то нигде не было видно Иолаи. Странно — разве Герцог не хотел бы, чтобы возлюбленная поддержала его в такой час? Альдан предположил, что это как-то связано с присутствием отца.
Пройдя вдоль ряда копьеподобных кипарисов, высаженных вдоль обрывистой левой части Холма, Альдан вывернул к амфитеатру. Стараясь не привлекать внимания (что, конечно же, не получилось, все так и вперились в него взглядами), он пробрался на второй ряд и сел справа от Гасфорта, приветствовавшего его коротким кивком. Зан-Фаун, сидевший слева от Гасфорта, покосился на Альдана с уничижительной ухмылочкой.
