— Да, Энн, блядь… ДА! Заведи меня до умопомрачения!
Боже правый! Он способен останавливаться на передышку хоть на несколько секунд? Потому что… я уже не могу… Он всё ещё меня насаживал, более жёстко и грубо, пока моё влагалище сокращалось от мощных спазмов, орошая его бёдра и диван почти уже сошедшими на нет струями женского секрета. Наверное, точно прошло не меньше двух минут, когда он наконец-то прервал эту пытку. Разве что, ненадолго. Только для того, чтобы резко меня развернуть и уложить спиной на сиденья дивана, закидывая одну мою ногу на невысокую спинку, а мои руки — кверху за голову и пережимая оба запястья внушительной ладонью беспощадного палача.
Я лишь и успела, как изумлённо ахнуть и передёрнуться всем телом несколько раз, боясь закрыть глаза, но ещё больше, умирая от сумасшедшего страха смотреть в нависшее надо мной лицо ненасытного монстра. В его треклятые чёрные глаза! В затягивающую бездну его чёрной души и вечно голодного Мрака.
— Ну что, мой мотылёк?.. Будешь и дальше делать вид, что я тебе якобы омерзителен. Или всё-таки уже признаешься, что хотела меня всё это время… а сейчас так и подавно?
И опять он это делает с отточенным изяществом опытного убийцы. Нагибается ко мне ещё ближе. Опаливает лицо и рассудок своими хриплыми заклятиями, пока пальцами рисует ласкающие руны по моим губам, горлу, а потом и вовсе накрывает полушарие груди садистским захватом хозяйской ладони. И при этом не забывает дразнить мою пульсирующую от пережитого оргазма киску скользящим по ней членом.
Меня едва не выгибает от всех этих ощущений, от всего, что он во мне будил или бил на поражение пронизывающими разрядами эрогенного возбуждения.
— Просто сознайся, Энн… Скажи… — его чёртовы губы уже касаются моих, кончик его носа ласкает мою щёку в унисон головке его члена, растирающего мне клитор.
Меня опять трясёт. Я не могу остановить это наваждение или безумие. С каждым словом и действием Маннерса, оно проникает в мою кровь ещё более убойной дозой греховного наркотика, насилует разум, раскаляется в эрогенных зонах и клетках всего дрожащего тела. Я уже просто не соображаю. И, скорей всего, не хочу соображать. Либо желая поскорее утонуть в этом сумасшествии и захлебнуться, либо… даже не знаю… Бороться с этим исполином у меня нет сил и… никогда их до этого и не было…
— Скажи это… Скажи, как ты меня хочешь… Как хочешь, чтобы я тебя затрахал. Просто скажи…
— Х-хо… чу…
— Что?.. Я не расслышал…
Он прижимается к моей щеке своей, вроде как подставляя своё ухо к моим губам, а меня ведёт от этого, как от соприкосновения с чем-то ирреальным и невыносимо возбуждающим.
— Чётче, мотылёк.
Блядь… я всхлипываю! Потому что он… входит в меня опять… медленно, неторопливыми погружениями одной только залупы. А меня уже бьёт навылет мощнейшим разрядом нового эрогенного приступа и едва не выгибает под телом этого изощрённого монстра.
— ХОЧУ! Хочу вас! По… прошу! Хватит!..
— Нет, мой мотылёк! — он снова поднял голову и взглянул мне в душу через глаза довольно осклабившись и затягивая в клетку своих рук едва ли не всю, по самую макушку. — Я только начал. У нас с тобой ещё вся ночь впереди.
Последних слов я, кажется, не расслышала или не поняла, потому что в этот момент он вогнал в меня член до упора, заставив вскрикнуть и забиться под ним под атакой очередной конвульсивной агонии. И только сейчас я ощутила в полную меру, какой он огромный, способный одним лишь весом своего тела расплющить такую, как я мелкую букашку. Правда, в эти ненормальные минуты он совершал надо мной совершенно иные действия. Оплетал, подминал под себя, накрывал собой и… прятал от всего мира. Но не от себя. Не от своих демонических глаз и их одержимого взгляда, чьи клинки я уже ощущала на своём судорожно бьющемся сердце и… Похоже, они не просто его касались остро заточенными лезвиями… они уже вошли в онемевшую мышцу… Просто… Просто, я ещё не успела почувствовать боли из-за циркулирующего в моей крови наркотика. Наркотика по имени «Маннерс».
Глава 13
Кажется, кошмары мучили меня всю ночь, с того самого момента, как я провалилась в забытье, окончательно разорвав связь с реальностью. Но только не с тем, кто затащил меня в свой ад, а потом преследовал каждую грёбаную минуту безумных сновидений физически и ментально. Врезался в мою память и воспалённое сознание гипнотизирующим голосом с тугими ремнями своей изголодавшейся Тьмы. И там я действительно не могла не пошевелиться, ни издать хоть какой-то звук или слово. Бесконечный абсурд вывернутого наизнанку сюрреализма из сплошных ощущений, жутких образов и непереводимых фраз от чёрного заклинателя. И, кажется, там были зеркала. Много зеркал. С отражениями, в которые я не хотела заглядывать. Но он меня заставлял. Снова и снова. Не отходя от меня ни на секунду. Удерживая, прижимая к себе, затягивая в себя… в свою Бездну…
А его грёбаный взгляд… Я не переставала его чувствовать ни на мгновенье. Он преследовал меня, куда бы я ни пыталась сбежать. Так и промучилась всю ночь, думая иногда, что просыпаюсь после очередного кошмарного эпизода, а на деле лишь перескакивая в следующий. И так едва ли не целую вечность, пока в один из таких моментов я не дёрнулась всем телом, и не проснулась по-настоящему. Пока, преодолевая сумасшедшую слабость, не разлепила веки и не увидела перед собой вроде как знакомые очертания чёрно-бежевой спальни с высокими потолками. Кажется, погружённой в полусумрак то ли раннего утра, то ли позднего вечера. После чего, мало что соображая, потянулась взглядом к близстоящей прикроватной тумбочке и… увидела небрежно разложенный на её крышке ювелирный гарнитур из ужасно дорогих украшений. У меня даже рот непроизвольно округлился, будто я собиралась вот-вот застонать, а то и заскулить.
Наверное, не могла заставить себя поверить в то, что это была правда. Всё, что здесь творили со мной прошлой ночью — сущая правда, а не привидевшийся мне во сне кошмар. И если я сейчас попытаюсь пошевелиться и привстать, моё тело напомнит об этом неопровержимыми фактами в виде ноющей ломоты в костях и мышцах и… в растертом до болезненных ссадин влагалище.
Правда, мне всё равно пришлось это сделать, но на чистом интуитивном порыве. Когда ощущение чьего-то прожигающего в спину взгляда возросло в разы за считанные секунды и я, осознав, что лежу на скомканных простынях огромной двуспальной кровати совершенно голая и ничем не прикрытая, тут же подскочила с подушек, как ошпаренная, резко оглядываясь назад и неосознанно хватаясь за атласное покрывало. И сразу потянула его к груди, прихватив по ходу и нижнюю простынь под аккомпанемент своего взбесившегося сердца. Даже в голову ударило ослепляющим и оглушающим шипением вскипевшего в крови адреналина.
— Ты это серьёзно?
Вскрикнуть у меня не вышло. Паника пережала горло временным удушьем, точь-в-точь, как во сне. Но не узнать голоса говорившего, а потом и стоявшего у панорамного окна Маннерса я, естественно, не смогла. Правда, я так и не узнаю, почему он там стоял, а, главное, как долго. Но, судя по его расслабленной позе и тому, как он опирался предплечьем о массивную «балку» оконной рамы, находился он там явно далеко не пару последних минут. А белая чашка в его руке и белокипенное махровое полотенце на мускулистых бёдрах подтверждали данную догадку, как говорится, на все сто.
