— Неправда! Я ничего этого не хочу! Это вы постоянно сводите меня с ума своим молчанием, ничего мне не объясняя, то и дело указывая на то, что я здесь никто и зовут меня никак!
— А тебе разве раньше никто не говорил, что терпение — это добродетель? И проявляй ты его почаще и там где требуется, то и выяснять со мной отношений по любому поводу и без тебе бы не пришлось. Но, судя по твоему поведению, это и есть твой излюбленный формат общения с кем бы то ни было, да?
И после этого он будет заявлять, что не издевается надо мной? Он же только этим и занимается! В особенности сейчас!
— Я просто хочу, чтобы вы не относились ко мне так, как… как начали относиться с нашей первой встречи. Я этого не заслужила. И ничего плохого вам до нашего знакомства не сделала. Я вообще не понимаю, за что вы так со мной… Как будто я и вправду для вас какая-то продажная девка и ничего иного, как презрительного ко мне отношения не заслуживаю. Я же… я же была девственницей…
— Девственницей, которая умеет профессионально отсасывать и даже кончать при разрыве девственной плевы. — в этот раз взгляд Стаффорда неожиданно потяжелел и почти стал серьёзным. Точнее, его глаза всё ещё оставались пустыми, разве что без раздражающих ноток циничной иронии. — Боюсь, нынешние взгляды на жизнь и моральная деградация в современном обществе не делают вашему поколению какой-то заслуженной чести. Из вас с рождения выращивают кого угодно, но только не высокоморального человека. Лишают духовной, этнической, национальной и даже половой идентичности, а вы и рады разлагаться дальше, называя это развитым прогрессом. Ты отсасывала своему парню и давала ему себе лизать совершенно не задумываясь о том, что это вовсе не сексуальная раскрепощённость. Это сексуальное растление и полное вырождение, милая, а не свобода выбора во всех её сомнительных проявлениях. Так что да. Ты не была для меня невинной и чистой в том самом понимании, какое я привык вкладывать в данные слова. И едва ли теперь будешь таковой впредь. Либо смирись с этим фактом, либо, не знаю… Это ваш новый дивный мир, где вы привыкли всё решать через наркотики, групповой трах или какую-нибудь другую безумную дичь. Ты прекрасно знала, на что шла, а теперь знаешь, почему я к тебе так отношусь. Можешь, конечно, бунтовать и дальше, только не думай, что это как-то изменит мои взгляды на твой счёт. А можешь даже из всего этого получить какую-то выгоду и для себя. Если, конечно, хватит мозгов. Решать тебе, девочка. Хотя, торопиться сейчас лучше не стоит. Времени у тебя на это ещё будет. По крайней мере, до нашей следующей с тобой встречи.
А я наивная когда-то думала, что хуже того, что было сделано и сказано Стаффордом мне в лицо до сегодняшнего разговора уже и быть не может. Как же я ошибалась. И как теперь умирала от каждого брошенного им слова, которыми он меня беспощадно бил, будто реальными оплеухами. Удары за ударами. Прямыми, идеально выверенными, точно в цель и только на поражение. А его глаза…
Боже правый… Я смотрела в его лицо и пыталась вспомнить ту старую фотографию, где он так искренне и счастливо улыбался в объектив фотокамеры, когда обнимал мою маму… Теперь я видела, что это были два абсолютно разных человека, и тот, кто стоял передо мной сегодня, едва ли знал, что такое кого-то любить и быть кем-то любимым. И от этого становилось страшнее втройне. Ведь что-то (или кто-то) сделало его таким. Более того, теперь он свято верил, что по-другому и быть не может. И что такие, как я, ничего иного, как презрения или отвращения с его стороны, больше не заслуживают.
По-хорошему, я должна была бежать отсюда сломя голову и сверкая пятками. Неважно, как и, неважно, с чьей помощью. Я догадывалась, что Стаффорд решил отыграться на мне за то прошлое, которое когда-то ему пришлось пережить с моей мамой. Но в том-то и проблема. Я понятия не имела, за что он ей мстил, и почему для данной мести он выбрал именно меня. Только ни он, ни моя мать просвещать меня в свои страшные «семейные» тайны совершенно не собирались.
Так что, в итоге, мне только и оставалось, как сидеть на попе ровно и молча наблюдать за дальнейшими действиями моего уже почти официального владельца. Принимать безропотно всё то, что он будет со мной делать, добровольно это глотать и ждать дальнейшей добавки. Или же?..
Или же делать вид, будто всё это время сидишь на попе ровно, бездействуешь и ничего не предпринимаешь в ответ. А на деле, наблюдаешь, собираешь нужную тебе информацию и ждёшь… Ждёшь удобного момента. Ведь он же должен когда-нибудь наступить? Тем более, когда о нём не догадываются и не ждут другие, в том числе и Стаффорд.
Глава 31
Как ни странно, но Стаффорд меня не обманул и действительно сдержал обещание, дав мне чуть больше свободы действий и передвижения. Мне даже позволили пару раз съездить в Юкайа за некоторыми вещами в родительский дом и сходить в Мендонсинский комьюнити колледж, чтобы оформить официально что-то вроде академического отпуска на пару (а то и больше) недель. Естественно, ездила я туда не одна, а под бдительным присмотром водителя-конвоира, который впервые привёз меня с нелегального аукциона к башням кондоминиумам LUMINA в СаМо. Хотя, едва ли и он, и Стаффорд опасались, что я захочу сбежать. Обычная подстраховка и хоть какая-то помощь в виде двух сильных мужских рук, поскольку я прихватила из дома Андервудов весьма приличную кипу личных вещей, куда входили очень ценные для меня гаджеты (планшет, ноутбук, электронная читалка и даже портативный МР3 плейер), все мои учебники и записные тетради по колледжу. И, конечно же, та часть личной одежды, без которой я не смогла бы обойтись даже проживая в пентхаусе элитного небоскрёба в Сан-Франциско и имея там же внушительный гардероб от ведущих домов моды Европы и США.
Не говоря уже про некоторые вещи, которые принадлежали моим родителям, в частности моему покойному отцу. Но это уже, скорее, как дань памяти и упрямого нежелания видеть вокруг себя только чужую мебель и чужие предметы повседневного обихода, которые к моей семье не имели никакого отношения.
К тому же, я не удержалась от соблазна прихватить с собой и старые фотографии мамы. Те самые, на которых она была запечатлена со Стаффордом, благоразумно спрятав их в одной из тетрадей альбомного формата среди прочих распечаток и учебного материала. Не знаю, правда, зачем они мне понадобились в чужих апартаментах, но иначе я почему-то поступить с ними не смогла. Хотя допрашивать о них Рейнальда я совершенно не собиралась. Может надеялась однажды встретиться с кем-то ещё, кто был в курсе давнего прошлого этой невозможной по меркам вчерашних и сегодняшних дней парочки?
В общем, какой смысл оправдываться в своих поступках и действиях? Взяла и взяла, как и многое другое не менее значимое для меня. И то больше демонстрируя неприкрытое упрямство касательно неуёмного стремления окружать себя своими вещами.
Правда, Стаффорд едва ли всё это мог оценить со своей стороны. На деле, все эти дни мы с ним вообще никак и нигде не пересекались. Он больше не заявлялся в мои комнаты и никуда меня к себе не приглашал. Что с одной стороны было вроде как и хорошо, но вот с другой — немного подозрительно.
