— Ты можешь… — начинаю сбивчиво, потому что Ада в тайне всё держит. Мы не говорим о Владе, я не знаю ничего. И иногда эта неизвестность убивает хуже кошмаров и воспоминаний. — Забудь.
— Лапочка.
— Забудь. Не важно.
Князь ничего больше не спрашивает, руку убирает, когда Миха возвращается. Рядом со мной усаживается, близко слишком. Но не прикасается, как обещали ночью. В тишине завтракаем, в такой же тишине в машину новую забираемся.
Не та, в которой мы Благовещенск приезжали. Привычный черный джип, высокий, блестящий. Князь руку подаёт, помогая забраться. Машина с высокой посадкой, подножка не спасает. На мне новое платье, потому что я давно отвыкла джинсы носить. А в магазине было прекрасное голубое платье, тёплое и с рукавами длинными.
Двигаюсь, ожидая, пока мужчины решат, кто со мной поедет. И удивлением давлюсь, что они оба передние сидения занимают. Миха за рулём, Князь справа. А я в одиночестве непонятном оказываюсь.
Музыка тихо играет, попса нейтральная. Мужчины не говорят почти, ни со мной, ни между собой. На спинку откидываюсь, не зная, чем себя занять. Пальто рядом бросаю, складывая аккуратно. Глаза слипаются, усталостью кроет.
Странно очень. После кошмаров я разбитой всегда была, но заснуть не получалось. Ещё несколько дней на себя мало походила. А сейчас просто проживаю. Чуть пальцы дрожат, вот и все последствия.
— Хочешь чего-то, кис? Пацаны накупили в дорогу продуктов.
— Нет.
— Музыку какую?
— Нет, спасибо.
— Может остановку хочешь?
— Не хочу.
Все диалоги в таком тоне проходят. Себя стервой последней чувствую. Но действительно ничего не хочется. И даже в Москве очутиться через мгновение. Хорошо, когда Миха сильнее печку включает, а Князь громче музыку делает. Спокойно, как бы странно не получалось.
Только проблема возникает. В такой тишине думать хорошо получается. Только мысли у меня ненормальные, не легкие и светлые. Возвращаюсь к тому, что было. К мужчинам, ещё дальше в памяти забегаю. И всё думаю о том, как с ними хорошо бывает. Когда не давят, характер усмиряя. Когда практически в лапочек превращаются, стальных и грозных, но при этом нежных.
Пытаюсь себя убедить, что одного выбрать нужно. Игру закрутить, трофеем не стать. Да только пустое всё это, пыль для Ады и спокойствия своего. Правда в другом заключается.
Не в том проблема, что мне выбрать нужно из тех, кто не нравится. А выбор из двоих сложно сделать, когда с двумя фантазия играется. Дрожью по телу, мурашками, дыханием сбитым правда вырывается. Они мне симбиозом кажутся. Когда Миха пошлит, а Князь отбивает сарказм. Когда грубость одного с нежностью второго смешивается.
И я не представляю как можно выбрать одного из них, потому что выбирать не хочется! Легче от обоих отказаться, чем только с одним быть. И это неправильно так, порочно, грязно. К себе притягиваю ноги, упираясь подбородком в колени. Придумать пытаюсь, как в такие неприятности попала. Вместо похищения меня другое совсем волнует.
— Чего хмуришься, кис?
— Ничего.
— Так, Илюх, твоя очередь за руль садиться.
Миха просто посреди дороги тормозит, резко. Ладошкой в сидение упираюсь, чтобы вперёд не улететь. Ругаюсь, что не пристегнулась. Но мне никто и не позволяет. Мужчина из машины выходит, а после ко мне на заднее забирается. Протестов не слушает.
— Что ты делаешь?
— С твоими капризами разбираюсь.
— Я не капризничаю!
— Да похуй.
Миха просто на себя затягивает. Забывает, что обещал мне. Или помнит, потому что за край рукава тянет. Меня действительно не касается, только одежды. Миг проходит, как я на его коленях оказываюсь. За водительским сидением прячемся. Жду, что Князь скажет что-то, возмутиться. Но тот машину заводит, движение возобновляя.
— Мих…
— Тихо, киса. Ты на понт берешь, во всем отказывая, или просто настроение такое?
— Я просто не хотела ничего. Хорошо. Да, Мих, хочу музыку громче. Доволен?
— Знаешь, какая сама лучшая музыка была бы?
— Удиви меня.
— Твои стоны, когда кончать будешь от моего члена.
— Миха, блять! — одновременно с Князем выкрикивает, только мужчина крепкое словцо добавляет.
Щёки горят, и мне нечего сказать. Ни одной мысли приличной, чтобы мужчину заткнуть. Довольную улыбку стереть. Только отвернуться пытаюсь, ерзая на его коленях. И, мазохисткой себя признавая, не спешу от него на кресло другое сбежать.
— Не ценишь мой юмор, кис. Не хотел обижать, — Миха мягко подбородка касается, к себе разворачивая. Смотрит внимательно. — Реально не хотел.
— Не обиделась. Всё?
— Всё.
Но он не отпускает. Укладывает ладонь на моё колено, поглаживает. Выше ведёт, но границ приличия не нарушает. Будто были эти границы когда-то. Миха на талию слегка надавливает, чтобы на него улеглась. Он дышит медленно так, вторить начинаю. Ладошкой за плечо цепляюсь, чтобы удобнее было. Глаза прикрываю, против воли.
— Не выспалась, кис?
— Миха, — предупреждающе от Князя доносится. — Не лезь.
— Не лезу. Так, интересуюсь для понимания.
— Свали на переднее, дай лапочке поспать нормально.
— Поверь, Илюх, я лучшая подушка. Правда, кис? Удобно же.
— Нет.
Бормочу, но киваю против воли. Сильнее жмусь. Потому что действительно удобно. И тепло очень. Ниже сползаю, пока не укладываюсь на колени головой. Миха свернутое пальто подкладывает, чтобы мягче было. Пальцами горячими по волосам ведёт, путает сильнее. Шеи касается, рук. Так ненавязчиво, так легко, что сил нет попросить остановиться.
— Разбудишь, когда заправка будет? Хочу кофе.
— Ты не пьешь кофе, кис.
И от этого тоже приятно. Что заметили, значения придали. Два утра подряд чай мне носили, не забывая.
— Хочу кофе, — повторяю упрямо. — С карамельным сиропом.
— Будет, киса. Всё, что попросишь, достанем.
Это хорошо. А мне на секунду кажется, что я сама в сироп превращаюсь. Тягучая патока вместе мыслей, а внутри всё растекается. Липкостью связывает, сбежать не даёт.
Но секунду я карамельный сироп, у которого проблем нет.
А после визг шин, удар глухой. И я вперёд улетаю.
Глава 21. Миха
Я ловлю Тису до того, как та успевает на пол свалиться. Держу в руках и Илюху матерю. Не только в мыслях. Ездок, блять. Шарю, что спецом так тормознул резко. Если ещё ствол не достал и обстрел не ведётся, значит опасность по нулям.
