* * *
Люди, у которых работала Абхилаша, даже по местным, заниженным меркам были очень бедны. Двое детей, скудное хозяйство и небольшой клочок земли на склоне горы, где выращивалась конопля на продажу. Да и этот клочок был арендован у наркобарыг, плативших за травку жалкие гроши. У других в деревне было по две-три жены, а у Абдулы – всего одна, вредная и страшная баба, на несколько лет его старше. За нее не пришлось выплачивать калым, наоборот, родители невесты еще и приданое дали – дырявую лачугу, где все они жили, и целую дюжину овец в придачу. Хозяйка сразу невзлюбила Абхилашу. Как та ни старалась – ходила вечно грязная, мычала, корчила дебильные рожи, – все равно не получалось у нее стать противнее мерзкой тетки. Пока хозяйка была еще на сносях и в первые недели после рождения ребенка она к работнице особо не приставала. Но оклемавшись после родов, сразу начала ругаться, кричать, а потом и поколачивать бывшую рок-звезду чем придется. Абхилаша относилась к этому равнодушно: что ей ор и слабые удары уродливого и себя не любящего существа? И потом, она же заслужила, за ту ночь в Людоведховене она и не такое заслужила… Увидев тупую покорность работницы, хозяйка поумерила пыл. Неинтересно лупить того, кто не сопротивляется. Но орать не перестала, чем сильно допекала своего мужа и господина Абдулу. Он даже избил ее пару раз. Не помогло. Во время экзекуций хозяйка орала еще сильнее.
Как бы там ни было, жизнь, несмотря на крики хозяйки, кудахтанье кур, блеянье овец и тяжелый рабский труд, вошла в свою колею. Прана медленно спускалась от головы, разум освобождался, а тело, наоборот, крепло. Абхилаша чувствовала – решение уже близко, но тут…
Но тут она решила помыться. В принципе она могла не мыться годами: владела техникой самоочищения, контролировала не только стук сердца и дыхание, но и работу любого своего внутреннего органа, могла по желанию вызывать и прекращать месячные, избавляться от зубного налета и даже сбрасывать кожу, как ящерица. Но для этого на несколько часов требовалось уйти в глубокую медитацию. Теоретически это было возможно, например, глубокой ночью, когда хозяева спали, практически же злая хозяйка пару раз за ночь ходила в хлев, где, по соседству с овцами и работницей, располагалась выгребная яма. Однажды хозяйка не застала в хлеву Абхилашу и устроила страшный скандал. Нажаловалась мужу, что немая калека на самом деле колдунья – мол, сидела на скале, смотрела на звезды и приманивала злых духов, чтобы погубить их семью. Абдула на всякий случай дал по зуботычине и жене, и работнице, на чем скандал и закончился.
Но дело было даже не в злой хозяйке. Абхилаша обоснованно опасалась, что медитация убьет весь эффект от трудотерапии. Прана затопит ум, и придется начинать все заново. Поэтому, соблюдая все меры предосторожности, глубокой ночью она нагрела таз воды, спряталась в самый дальний угол хлева и начала приводить себя в порядок традиционными человеческими методами. Думала, перепачкается утром для маскировки и никто ничего не заметит, а она будет чистая. Уж лучше бы грязной осталась…
В самый разгар гигиенических процедур в хлев нагрянул Абдула. Вообще-то по нужде он предпочитал ходить в поле за домом, но в тот раз как назло отправился к яме, услышал плеск воды в дальнем углу, разогнал овец, посветил керосиновой лампой и увидел голую Абхилашу. Сказать, что он обалдел, это ничего не сказать. Бывшая звезда рок-н-ролла все еще была красива. Ей едва исполнилось тридцать три, но выглядела она как девочка. Нет, как девочка и женщина одновременно… Нет, как девочка, женщина и мудрец в одном теле. В общем, как чудо она выглядела. С простым пакистанским крестьянином Абдулой случился шок, называемый искусствоведами катарсисом. Он мало видел в жизни хорошего. Каторжный отупляющий труд, унижения от сильных и богатых, страшная и вредная жена, но главное – незаметно и неумолимо давящее знание: “Иного уже не будет, только это, до самого конца, больше ты ничего не заслужил”. И вдруг…
Нет, он не бросился насиловать симпатичную бабенку, чудо невозможно изнасиловать. Он пал на колени, заплакал и принялся молиться и целовать Абхилаше ноги. А ей так жалко его стало… даже себя, когда в юности сочиняла песенки о несчастной любви, так жалко не было. “Боже мой, – подумала, – бедный мальчик, всю жизнь убивается за гроши, мучается с женой-крокодилом… необразованный, тупой, темный, зверь почти что… Однако там, за внешней оболочкой, за страшным лицом и озлобленными настороженными глазами, там у него душа живет, а в ней мечется тоска по красоте и нежности, никогда им не испытанной… но все равно есть эта тоска в нем, и во всех есть. Потому что Бог заложил ее в каждого”. Отказать в ласке существу с такой тоской и жаждой красоты, не полюбить его хотя бы ненадолго было бы преступлением перед кармой. И она полюбила, на одну только ночь полюбила крестьянина Абдулу. Не потому, что за карму испугалась, просто не смогла поступить иначе.
Интересная тогда ночь получилась. Каждому из них она дала свое. У Абхилаши это был первый за восемь лет секс. Изнасилование в пальмовой роще не считалось – сбежав из собственного тела и наблюдая за происходящим ужасом со стороны, она ничего кроме омерзения не чувствовала. А в этот раз почувствовала… Она полностью излечилась от садистских закидонов юности. Секс, да и вообще отношения между людьми – это ведь про “отдавать” и “отдаваться”, поняла вдруг она. А раньше лишь брала и отнимала. От глупости и страха в основном… Еще Абхилаша поняла, что не одного Абдулу полюбила этой ночью, а всех людей. Если в таком тоска по красоте живет, значит, во всех она есть, даже в людоедах. Просто они не понимают, им объяснить нужно, спасти…
Абдула тоже понял одну вещь, самую, наверное, для него главную. Красота существует, а значит, существует и надежда. Он видел красоту собственными глазами, он касался ее скрюченными от тяжелой работы пальцами. И красота его полюбила. Его, последнего человека на земле, униженного, бедного и ничтожного. Это означало, что не только красота существует, но и Бог, и Справедливость, и еще сотни великих, но сомнительных вещей, в которые он уже давно перестал верить. Утром он объявил Абхилаше, что она станет его первой, главной и любимой женой, а прежнюю свою жену он прогонит или даже, еще лучше, сделает рабыней своей новой хозяйки.
Наречие, на котором говорил Абдула, Абхилаша понимала плохо, но смысл его слов уловила. Осознав, что произошло, она не на шутку испугалась, обозвала себя трижды дурой и принялась, корча отвратительные рожи, протестующе мычать. Мол, отстань, что это ты выдумал? Я всего лишь безумная немая калека… Абдулу это совсем не смутило.
– Это ничего, что Аллах не дал тебе слов, – сказал он нежно. – Зато он дал тебе все остальное. Не переживай, я буду любить и беречь тебя всю жизнь. Я наизнанку вывернусь, но ты у меня станешь жить, как королева. Теперь я все смогу, даже не сомневайся.
Сказав эту короткую любовную речь, он позвал свою прежнюю хозяйку и при Абхилаше объявил ей, что у него появилась новая любимая жена. Да-да, вот эта самая замарашка, прислуживавшая ей последние несколько месяцев. По законам шариата он может иметь вторую жену, поэтому пусть не причитает, а смирится. И еще: с нынешнего дня прислуживать будет она, а новая жена становится полновластной хозяйкой.
