– Ты же знаешь правила, – ответил ему ученый, – одну примем, другую – и конец нашей мечте. Женщин, конечно, сравнивают со звездами, но с настоящими звездами они несовместимы. Я это по себе знаю, Данила, да и ты, наверное, тоже…
– Понимаю, профессор, но они ее непременно убьют, там камеры погоню зафиксировали, мужики из соседней деревни, настроены серьезно, изнасилуют девку и кончат, жалко же…
– Тем более! Вмешиваться в местные разборки – только этого нам не хватало…
– Она не местная вроде, говорит, что американка, может, спасем? – почему-то упорствовал русский вояка.
– Не знаю… – засомневался Расмуссен. – Чувствую, проблемы из-за нее будут. Ладно, покажи мне эту “мадам переполох”.
Данила включил монитор, и профессор увидел рыдающую у ворот женщину в порванном, залитом кровью сари. Говорить Абхилаша уже не могла, а только, стоя на коленях, выла от обиды и бессилия.
– Ну вот видишь, – убедившись в своей правоте, сказал профессор, – обычная крестьянка. Нам что, теперь всех угнетенных женщин Востока спасать? Так порвут нас тогда, Данила, несмотря на все твои умения. Бабы и дети – это природное, этого не перешибешь, за них и на смерть идти не страшно. Не идти – страшно… Поэтому давай-ка я, с твоего разрешения, выйду к людям, успокою их, и закончим на этом.
Меньше чем через минуту он уже стоял на возвышении перед уличным экраном, готовый произносить свою успокоительную речь. Но вдруг из динамиков позади профессора раздалось нечто вроде шепота листвы или журчания ручейка. Расмуссен сначала не обратил на это внимания, но, заметив странное выражение на лицах звездных братьев, обернулся и увидел, как замарашка в грязном сари удивительным образом преобразилась в существо, спустившееся к ним откуда-то свыше, из небесных, по всему судя, сфер…
Абхилаша пела свой самый первый и самый знаменитый хит… Что-то о плохом мальчике, бросившем хорошую нежную девочку, и теперь ей так больно, так больно, что весь мир вокруг корчится и погибает от боли. Но Абхилаша не просто пела – она еще и танцевала покоривший когда-то весь мир ломаный танец преданной любимым нежной девочки… От резких движений сари соскользнуло, и она осталась голой, сияющей новой своей кожей такой белизны, какой не может быть у человека. Руки и ноги ее были окровавлены, на грязном, в земле и песке, лице, выделялись невероятной величины глаза. “Плохой мальчик, плохой, плохой, сорвал цветочек и выбросил его на помойку. Плохой мальчик, плохой, уничтожил красоту, растоптал жизнь. Плохой. Гибнет цветочек, сохнут и осыпаются лепестки, больно, очень больно… А мальчик идет дальше срывать новые цветочки, и скоро в мире не останется цветов и он сделается черно-белым. Черно-белой фотографией на могильном камне. Плохой мальчик, плохой, плохой…” Она пела из последних сил, сама не понимая, для кого поет и зачем, но пела…
Зрелище было завораживающим. Звездные братья, остолбенев, смотрели на голую женщину, поющую смутно знакомую песню. Когда-то песенка была попсовым хитом и обалдевшие от гормонов подростки обжимались под нее на дискотеках. Но сейчас в песне появилось что-то новое, глубокое, горькое, надрывное. Плач… Не по первой глупой любви плач, а по гибнущему миру. “Плохой мальчик, плохой, плохой…” Они все, всё человечество – плохие мальчики и девочки. Это они растоптали цветочек и вместе с ним собственные жизни, это они захлебнулись в своих комплексах и извращениях, это они, не дрогнув, оставляют измученный умирающий мир на растерзание дикарям. “Плохой, очень плохой…”
– Это же… – кто-то из толпы звездных братьев выкрикнул ее старое, знакомое всем имя.
– Да нет, не она. Ее людоеды съели…
– Она…
– Она?
– Она!
Звездные братья, затихнув, с надеждой смотрели на профессора Расмуссена, а тот не знал, как поступить. О всемирно известной певице с хитом про плохого мальчика он прежде не слышал. Но песня… но танец… Они проникали прямо в душу, они заслоняли даже звезды. Необычно это было, опасно… Разве может быть что-то важнее звезд, которым он отдал свою жизнь? Ни на что не мог решиться старый и мудрый предводитель пиратской обсерватории. Стоял молча и глядел в глаза своим звездным братьям, а погоня тем временем приближалась. Из-за поворота уже показался первый всадник. Еще минута – и растерзают спустившуюся с небес диву. Уже меньше минуты…
И тогда из толпы вышел главный программист обсерватории китайский канадец Лю Бао Шин. Он не мог не выйти, он вырос на ее песнях, он девочку впервые поцеловал под ее хит… Словно загипнотизированный, он шагнул к гигантским воротам и попытался сдвинуть тяжелый железный засов. У него не получилось, он попытался еще раз, опять не вышло… И в этот момент замершая толпа ожила. Первым на помощь бросился русский воин Данила, за ним остальные, и даже профессор Расмуссен засеменил к воротам. Еще пара десятков секунд – и они бы не успели. Но они справились, втащили звездную женщину во двор и захлопнули створки перед самым носом у дикарей. Те попробовали было стрелять, но Big Russian Dan резво забрался на одну из вышек и дал несколько пулеметных очередей поверх их глупых дикарских голов. Быстро сообразив, что к чему, дикари развернули лошадей и убрались обратно в свою дикарскую жизнь.
Абхилаша осталась внутри, в окружении звездных братьев. Что говорить и как себя вести, было неясно, поэтому она просто покинула собственное тело и зависла над куполом обсерватории. Внешне все выглядело вполне логично. Много пережившая девушка от стресса хлопнулась в обморок, и ее подхватили заботливо подставленные руки героев-спасителей.
* * *
Несколько суток она, не приходя в сознание, пролежала в местном лазарете. Сама же в это время слушала, оценивала и делала выводы. Ее появление было подобно падению камня в стоячую воду пруда. Женщина, красивая, молодая, бывшая суперзвезда… А как пела, как танцевала! Чем она станет заниматься, не внесет ли разлад в их дружное братство и, наконец, кого выберет? Ведь должна она кого-нибудь выбрать, вон какая красивая… И вообще – откуда она здесь взялась? Немного поразмыслив, Абхилаша решила устроить нечто вроде пресс-конференции, где ответит на все вопросы и расставит верные акценты. Но сначала нужно было договориться с профессором. Ночью она вернулась в свое тело, очнулась и незаметно пробралась к телескопу, где дежурил ученый. Вежливо постучавшись в дверь главного зала обсерватории, она прямо с порога объявила:
– Я пришла вас поблагодарить и поговорить о будущем.
– Благодарите. Говорите, – не очень дружелюбно отозвался Расмуссен. Профессор не любил, когда его отвлекали от исследований.
– Спасибо вам за спасение. Огромное спасибо! – не обращая внимания на раздражение в его голосе, сказала Абхилаша. – Я знаю, как вам было трудно, и понимаю ваши опасения. Но лучше изложите их сами. Со мной можно и нужно говорить откровенно.
– Отлично, не люблю недоговоренностей и экивоков. Сначала ответьте: вы правда та самая певица? Это всех тут очень интересует.
– Была ею когда-то. А теперь нет. Меня зовут Абхилаша, и я совсем другой человек. Прежде чем мы будем говорить о будущем, разрешите мне рассказать о прошлом? Я думаю, это очень поможет.
