Волшебница Виктория держала осколок горы, и ее фигурка с поднятыми руками смотрелась бы забавно, если бы Нории не видел, какие силы она тратит на удержание, сколь могущественна она и как ей тяжело. Сам Нории метался между горой и берегом – он прослушивал обвалы, указывая вернглассам, где рыть, вдыхал виту в тех драконов, которые были изломаны так, что их невозможно было нести к виталистам, ловил собратьев в падении, нырял за ними в воды озера. Силы таяли с каждым рывком, с каждым усилием – и он со страхом и надеждой ждал заката. Потому что с приходом темноты спасение замедлится – но к вечеру Ветери должен принести Ангелину, и он сможет брать ее огонь и не бояться рухнуть тут же, под гору.
Глава 5
Царица Иппоталия, Маль-Серена
Маленький огнедух, выбравшийся из открытой печи во дворе дворцовой кухни на Маль-Серене (царица любила мясо на углях), уже несколько часов метался по дворцу, спасаясь от преследования злых крикливых людей, хитрых и опасных магов и противных водяных духов, похожих на вырезанных из хрусталя стрекоз, крылья которых были куда бледнее и некрасивее его огненных.
Ему очень хотелось выполнить поручение и получить одобрение дочери Красного. А еще он был очень игрив, как все молодые духи, и радостно улепетывал от тех, кто стремился поймать его. Он понимал, что нельзя касаться людей, понимал, что нужно беречь стены и обстановку дворца от огня, но все же нечаянно оставил на них несколько подпалин, тут же затушенных крылатыми водяными духами. И знай о его нелегком пути Владычица Ангелина, она бы десять раз подумала, прежде чем отправить этого вестника царице.
Царица Иппоталия вышла из моря, только-только успокоившегося после недавних стихийных возмущений. Она, как и Нории, поняла, что стало причиной столь резкого смещения равновесия, почувствовала и момент, когда стихии вновь выровнялись, остановили пляску, будто нашли новую опору. И ей было очень жаль старого лиса Хань Ши. Она любила его за спокойствие и мудрость, хотя прекрасно знала, что Ши за свои интересы кому угодно запустят когти в горло.
Теперь только она и Бермонт остались из старого королевского совета. Ушли отец Демьяна Бо́йдан Бермонт и Ирина, и Луциус, и Гюнтер… и Демьян мог бы, если бы жена не отыграла его у смерти.
Мир поменялся, мир стоял на грани исчезновения, и пусть Маль-Серена принимала беженцев, отправляла помощь, помогала оружием и специалистами, Иппоталия чувствовала себя оторванной от жизни, уставшей и потяжелевшей. Ее дети были ее крыльями, воплощением ее любви, и ей не хватало их так, что она раз за разом уходила в море, чтобы забыть о потере, раствориться в нем.
Если бы не внуки, она бы и растворилась.
Еще бы раз родить свое дитя, покормить его грудью, напитать любовью. Это не вернет ей дочерей и не станет причиной меньшей любви к внукам. Это лишь немного залечит ей сердце, позволит дышать без боли и тоски.
Фрейлины, понимающие настроение царицы, молчали, лишь подали ей одежды. И новостей никаких не озвучивали – хотя были среди них и срочные, такие, как звонок и просьба королевы Василины. Минуты не сделают погоды, так пусть госпожа в тишине дойдет до своих покоев.
Печальна была царица, поднимаясь к павильону дворца – и тем неожиданней для нее стало увидеть, как в окнах замелькало огненное пятнышко, раздались окрики, характерный свист заклинаний-Ловушек. Пятнышко прожгло старинную дверь, которой было двенадцать веков, и выбралось на крыльцо, оказавшись огненной пташкой с разноцветным хохолком, сжимавшей в лапах небольшой запечатанный сосуд. Царица вскинула ладонь, заключая незваного гостя в тонкий водяной пузырь, и пташка заметалась внутри, с ужасом глядя на свою темницу и на окруживших её нимфедисов, маленьких водяных летунов.
– Я не обижу тебя, – пообещала Иппоталия, с улыбкой протягивая руку. – Отдай это мне, и я тебя отпущу. Ну-ну, – она махнула ладонью, отгоняя крылатых стражниц подальше, – не пугайте его. – И снова обратилась к духу. – От кого же ты из красных девочек, малыш? С кого мне спрашивать за дверь, вырезанную моей далекой прабабкой?
Огнедух покаянно опустил голову и уронил сосуд в ладонь царицы.
– Ладно, не бойся, – царица с любопытством срывала печать. – Твой след – это тоже история. И какая, – медленно проговорила она, прочитав письмо от Ангелины Валлерудиан.
Лицо ее разгладилось, засветилось надеждой и печалью. Не спасти уже ей своих детей, но можно спасти чужих.
Царица потребовала телефон и обнаружила на нем несколько звонков от Василины Рудлог. Она быстро переговорила с королевой, подтвердив, что получила послание от Ангелины, и затем набрала номер подруги еще прабабки Иппоталии, которая и для бабушки, и для мамы, и для всех женщин и мужчин дома Таласиос Эфимония была просто тетей.
– Тетя Таис, – проговорила царица в трубку. – Не хочу тебя отвлекать, но мне срочно нужно Зеркало в Милокардеры. Моя придворная волшебница не в силах сейчас его открыть, да и считать образ того, к кому мне нужно попасть, она не способна.
– Ты же знаешь, Талия, если моей девочке нужно, Таис придет днем и ночью. Когда не ушла в исследования с головой, – ответила ей волшебница и засмеялась теплым грудным смехом. – Жди меня. И покушай хорошо, моя хорошая, знаю я эти горы, ничего нет там съестного.
* * *
Единственный раз Виктория дрогнула, когда Драконий пик обсыпался с края, на который опирался осколок вершины.
Огромные скалы размером с трехэтажный дом и горы щебня с грохотом рушились в каких-то пятидесяти метрах от волшебницы, и Вики еле успела растянуть решетку, а сейчас пыталась стабилизировать осколок. Он, потерявший одну из точек опоры, медленно, но неотвратимо проворачивался под давлением воды, хлынувшей по образовавшемуся желобу.
Виктория быстро оглянулась. Владыки не было видно – возможно, он находился с другой стороны пика и не заметил, что происходит с озером.
Валун, на котором стояла Виктория, начало затапливать. Ледяная вода коснулась щита, быстро поднялась до уровня колен, до пояса. Вики бросила в желоб заморозку, но он почти сразу затрещал и лед осыпался – осколок все же двигался, и вода продолжала прибывать.
Она успеет спастись – но сколько же не успеют и не смогут?
Вода была уже на уровне груди, когда Виктория снова ударила заморозкой – теперь уже сверху до низу по краю осколка, спаивая его с горой, останавливая ее разрушение. А затем еще и еще, так, чтобы в этом месте продержалось хотя бы еще несколько часов.
Вода вокруг нее превратилась в лед, оставляя ее в пустоте щита, как в яйце со срезанным верхом. Вики, ощутив, как опять трещит ледяная сцепка между горой и осколком вершины, потянулась к накопителю – когда кто-то положил ей мягкую руку на плечо, и в нее хлынул чужой резерв, позволяя окончательно запечатать щель.
– Сейчас все будет хорошо, девочка, – раздался веселый женский голос на рудложском с серенитским певучим акцентом. Вики не оглядывалась, чтобы не терять концентрацию, не упускать плетение решетчатого щита, но посмотреть на ту, кто ее может назвать «девочкой» очень хотелось. – Сейчас, подожди, подержи решетку еще немного. Приличная модификация. Сама переработала? Я до плетений на стыках не додумалась, поленилась. Но я ее делала для кораблей, это потом уже для домов приспособили.
