— Два слуги, Мали. Я не ридган, а лишь свободный караванщик, который по несколько рундин не бывает дома, но я приносил домой хорошие деньги. Я всегда знаю, когда будет буря, но хозяин каравана оказался плохим человеком, - Лафат прибавил шаг и замолчал. Я тоже заторопилась следом за ним.
Озеро казалось необъятным. Мы дошли до леса и немного углубились в него, чтобы не шагать по берегу. Пару раз мы видели лодки. С них заспанные мужчины ловили рыбу почти возле самого берега. Но озеро вдоль леса не имело пологого входа в воду. Каменный берег и сразу непроглядная глубина, хоть вода и прозрачная, если всматриваться, она становится все чернее и чернее.
Луны стали прозрачными, и должны были вот-вот раствориться в утренней дымке, а на их место выкатить огромный рыжий блин солнца. Горизонт за нами уже окрасился в розовый.
Грудь горела, а ноги, ступая по мягкой подстилке из опадавших сотнями лет листьев, норовили подвернуться. Этого еще не хватало. Я смотрела на сапоги Лафата и говорила себе, что все будет хорошо. Пора было рассказать ему о Дашале, потому что это, скорее всего, меняло дело, а может и направление.
— Лафат, стой, мне нужно пару минут отдышаться и рассказать тебе что-то важное. Лафат, стой, - я побежала за ним и схватила его за плащ. Он остановился как машина, так резко, что я уткнулась в его спину.
— Мы не можем стоять, Мали. Мы должны идти еще день, а только потом можем поспать. В лесу солнце не так нагревает, и можно идти постоянно.
— Я хочу, чтобы ты знал… Дашала рассказала, где ее украли. Не в Балайе, а на границе с пустыней. Отец привез ее, чтобы передать мужу. Твоя семья вне опасности, Лафат, - я торопилась рассказать, и выпалила все за пару секунд.
Минуту он стоял недвижимо, грудь его вздымалась, как меха, глаза не моргали. Он смотрел в одну точку впереди. Когда я обошла его, он моргнул, глубоко вздохнул и обернулся к Дашале. Девочка уже валилась с ног.
— Она говорит правду? Говори, сейчас ты можешь говорить с мужчиной, и я никогда не расскажу, что нес тебя на руках, Дашала. Если кто-то встретится нам, мы скажем, что ты моя дочь, - он присел перед ней, и смотрел сейчас не только с теплотой, но и с надеждой. С надеждой на то, что я говорю правду.
— Да, она говорит правду. Я не знаю точно, но мне кажется, что это мой будущий муж напал на наш караван, борга Лафат, - тихо, будто боясь Лафата, ответила Дашала.
— Он пустынный канафар? – спросил Лафат.
— Да, и мне кажется, я слыша разговор именно о нем, когда меня везли на рынок.
— Ты слишком любопытная, Дашала, - явно не похвалил ее Лафат, и она опустила голову.
— Не затыкать же ей уши, когда при ней говорят, - заступилась я за девочку и этим закончила разговор на эту тему.
— Мы можем немного посидеть? Палия совсем не может идти. Она не ела несколько дней, - кротко попросила Крита.
— Надеялась умереть с голоду, раз лысая? Эка потеря, Лафат лысый, и ничего. Жив, здоров, еще и с нами тетёшкается. Как ты уговорила ее? – я обернулась к Крите.
— Она сказала, что мои волосы у вас, и ты сделаешь так, что будет незаметно, что я лысая, - ответила Палия сама. Сейчас я увидела, что она, и правда, слаба. Пухловатые прежде щеки провалились, глаза стали больше. Чалма на голове держалась плохо, и она постоянно поправляла ее.
— По чуть будешь выходить на солнце. Сначала по несколько минут, потом больше и больше погуляешь без плаща. Сойдешь за служанку, а с такой белой кожей к нам точно будут вопросы, - я уже было приготовилась ругаться с ней после того, как она откажется, но Палия качнула головой в знак согласия. Надо же, может, и дождь сегодня пойдет?
Останавливаясь на пять – десять минут каждый час, мы шли и шли. Деревья защищали от пекла, но воздух нагревался и идти было сложнее с каждым часом.
— Можно отдыхать, только надо отойти туда, - он указал в глубину леса, но никто не был против.
Лафат осмотрелся, нашел дерево с огромным, наполовину торчащим из земли корнем, указал нам на него. Сидеть здесь и не двигаться. Я принесу воду, - он вынул из мешка три кожаных фляги и пошел к озеру. Солнце шло на убыль, но до темноты было еще далеко. Скорее всего, это еще одна остановка перед последним броском, - подумала я, но была не права. Он и правда, решил устроить привал на сон, чтобы проснуться ночью и идти дальше.
— Спи, потом сменишь меня, - протянув мне кожаный «кабачок» сказал Лафат, не выясняя, согласна ли я. Он как-то быстро посмотрел на остальных девушек, что лежали кто как, и я поняла, что им он не доверяет.
— Хорошо, - ответила я, взяла флягу. Я жадно пила чуть тепловатую воду и смотрела на деревья. Не осина и не дуб. Никаких тебе берез.
Сон меня просто обволок, словно теплое, пушистое одеяло. Пружинящие корни дерева, на которые я уложила мешок с тряпками, не разбирая, кому еще нужна подушка, идеально поддерживали голову. Мне снилось лето и бабушка. Свежая, ещё теплая сметана, льющаяся по желобку сепаратора. В деревне сливки все называли сметаной, и я, разменяв седьмой десяток, так и называла сливки. Сметана.
— Мали, - голос Лафата звучал всегда размеренно и спокойно, но сейчас я чуть не подпрыгнула, когда сквозь сон услышала его. – Вставай, мне нужно немного поспать.
— Да, ложись здесь, я уступила ему свое место, и он не стал противиться.
— Сядь у того дерева, где лежат сумки, он указал место, где сидел сам. Было тихо и темно, а самое главное – было прохладно. От земли будто шел свежий воздух. Тело, несмотря на долгий бег и неудобную постель, было послушным, отдохнувшим. Видимо свежий воздух и прохлада, которую давала земля сделали свое дело. Камень, которым устлан весь двор в доме Фалеи нагревался так сильно, что даже ночью продолжаел отдавать жар.
— Когда мне разбудить тебя? – осторожно спросила я.
— Подними голову. Видишь, луны сейчас возле высокого дерева?
— Да, - ответила я, рассматривая абрис веток на фоне лун. Шикарная картина.
— Когда они дойдут до куста с птицей на ветке, разбуди меня.
— Какая птица? Где она? – я вертела головой во все стороны, но не находила птицу.
— Посмотри на свое правое плечо и подними глаза, не поднимая головы, - уже сонным голосом ответил он.
Я сделала, как он велел, и увидела ее. Птицу!
Жаль, невозможно было разобрать ее окрас, так как рассвет сейчас боролся с лунами, старательно размывая их, делая все более прозрачными, но очертания их еще долго оставались на небе.
А вдруг птица улетит? Я улыбнулась своим мыслям, которые, как ни странно, не касались побега, моего страха за себя и девочек. Ну и пусть. Я запомнила эту ветку, и теперь знаю, когда будить Лафата. Сон прошел, и это тихое утро радовало меня все сильнее и сильнее. Я на воле, и это самое главное.
В жизни моей было столько потерь и обид, столько незаслуженной боли и предательства, что все эти приключения можно было считать продолжением того, прошлого бытия.
