— Нет, нет, нет. Ничего не получится, — горячо запротестовал я, понимая, чем это чревато.
Вдруг регрессивный гипноз пробудит разум настоящего владельца этого тела? И что дальше? Здравствуй раздвоение личности? А то, может, и что-то похуже. Нет, мне такого «счастья» не надо.
А ежели менталист пробудит лично мои воспоминания, то это тоже может стать проблемой. Я увижу отца, мать, близких, друзей… Потом буду скучать по ним. Мне этого тоже не надобно. Сейчас мою душу ничего не терзает. Пусть так будет и дальше. Правда, мне бы хотелось узнать, как я попал в этот мир, но подобная инфа явно не стоит всех тех рисков, которые несёт регрессивный гипноз.
К тому же раскрывший рот Люпен добавил мне страхов:
— Хорошая мысль, Вероника, однако не всё так просто… Травма у Виктора сильная, да ещё он менталист. Мне однажды доводилось читать в журнале «Наука и смерть» о летальном исходе, который настиг юного менталиста из Австралии. Его пытались глубоким гипнозом вылечить от психологической травмы, полученной в детстве. Так вот автор статьи утверждает, что этот бедный юноша настолько сильно впечатлился увиденным во время гипнотического транса, что у него остановилось сердце. Представляете?
— Ага, — хмыкнула Вероника и весело добавила, стрельнув искрящимися глазками в мою сторону: — Будь здесь Фауст, то он бы непременно предложил всё-таки попробовать на Викторе регрессивный гипноз.
— Да, хорошо что здесь его нет, — вздохнул я и облегчённо уставился в окно.
А там пейзаж становился все унылые и беднее. Приличные дома сменились покосившейся рухлядью. И перед моим взором стали проноситься закопчённые фасады, на которых зияли трещины в два пальце толщиной. Красный кирпич крошился, цемент выпадал из кладки. А некоторые окна оказались заколочены досками. Двери же подъездов были изрядно побиты жизнью, словно их десятки лет подряд драли когтями кошки.
Ко всему прочему безобразию, возле дороги громоздились кучки мусора и блестели свежие помои. Канализация сюда ещё явно не добралась.
И народ тут жил под стать району. Невзрачный, лохматый, с пустыми глазами, мозолистыми руками и серой кожей.
Мне даже не захотелось выходить из машины, когда Люпен приказал Марку остановиться. Но я всё же нехотя покинул автомобиль и очутился в пустынном переулке возле той самой канавы. Я сразу узнал её. Жирная чёрная вода и неприятная вонь, вышибающая слезу. Да, тут-то я и валялся в бессознательном состоянии.
Учитель глянул на меня, опёрся на тросточку из красного дерева и спросил:
— Ну-с, голубчик, что-нибудь припоминаешь? Как ты здесь оказался три года тому назад? Откуда прибежал? Может, ты жил где-то неподалёку? Помнится, я как-то раз пытался выяснить это, но никто из жителей близлежащих домов не узнал тебя по портрету, набросанному карандашом.
— Нет, ничего не помню, — бросил я и присел возле канавы. Вонь стала отчётливее. — Помню только, как здесь лежал, и то урывками.
— Тут рядом есть любопытный квартал, — заговорил Марк и промокнул носовым платком лоб. И когда он только успел вспотеть? Только же из машины вылез. — Так вот в том квартале за стеной живут дворяне средней руки. Район тихий, сонный, посему в нём в основном обитают те, кто уже давно перестал зваться молодёжью. И вот я что мыслю… Может, матушка Вика работала служанкой в одном из особняков того квартала? Она вместе с Виком могла жить при доме хозяина.
— А сам Вик мог бегать к местным мальчишкам… играть или ещё чего, — азартно подхватила Вероника мысль некроманта.
— Хм, — задумался учитель и несколько изумлённо глянул на Марка. — А ведь это довольно здравое предположение. Что думаешь, Виктор?
— Удивительно, конечно, но Марк оказывается не только спать горазд. Что-то в его словах есть, — с толикой ехидства проговорил я и выпрямился. — Предлагаю чуток осмотреться здесь, а потом сходить в тот район и порасспрашивать местных о некой простолюдинке Ингрид, у которой был ребёнок. Авось что-нибудь да узнаем. А там и на след артефакта выйдем.
— Хорошо, — кивнул барон и скользнул взглядом вдоль убитых пятиэтажных домов, которые должны были рассыпаться от ветхости лет эдак десять назад. Однако они ещё как-то держались, хотя некоторые ушли в землю практически до середины окон первого этажа.
И вот из одного такого дома с трудом вышел явный чемпион по литрболу. Он был облачён в рваную робу грязно-синего цвета, а его правый ботинок широко раззявил «рот». И мне довелось узреть грязные пальцы ног с жёлтыми длинными ногтями. Да-а-а, с такими ногтями ни один гололёд не страшен.
При всём при этом, мужичонка обладал спутанной шапкой седых волос, красным носом, клочковатой бородой и трясущимися руками.
Ну, точно чемпион по литрболу. Правду говорят, что профессиональный спорт нешуточно гробит здоровье.
Люпен глянул на него и поморщился, но всё равно вскинул руку с тростью и позвал:
— Эй, мил человек! Подойди, сделай милость. Я переговорить с тобой хочу.
«Спортсмен» глянул на барона мутными глазами, облизал блёклые губы и просипел:
— Ноги, ваша милость, плохо слушаются меня. Могу и не дойти…
— А это вдохнёт силы в твои конечности? — понятливо проговорил Люпен и вытащил из кармана банкноту номиналом в десять крон.
— Чую, ваша милость, и правда силы в ногах прибавилось. Вы, небось, великий лекарь, — пропыхтел алкаш и вихляющей походкой двинулся к нам. При этом его руки гуляли по сторонам, словно мужичонка шёл по невидимому коридору и время от времени опирался о стены.
— Он идёт будто по палубе корабля, который сильно качает волна, — по-своему оценила походку мужика Вероника и следом прижала надушенный платочек к своему сморщенному носику.
Алкаш был уже рядом. И от него воняло едва не сильнее, чем от канавы. Я уловил нотки самогона, махорки и мочи.
— Добрый человек, — обратился к нему Люпен, которого, с виду, совсем не заботил аромат «чемпиона». — Ты давно тут живёшь?
— Давненько, ваша милость, — улыбнулся тот, продемонстрировав нам пять чёрных пеньков.
— Это хорошо. А жила ли тут простолюдинка Ингрид? У неё ещё имелся сын, а может и несколько. Она могла быть служанкой в доме благородных господ.
— Нет, не слыхал о такой, а я здеся всех знаю, — с гордостью сказал мужик, икнул и вытер губы тыльной стороной руки.
— А ты ничего не знаешь о… драке, которая произошла примерно три года тому назад где-то на этом месте? — с сомнением спросил барон, справедливо догадываясь, что алкаш вряд ли помнит, что было вчера, а уж события трёхлетний давности для него, скорее всего, подёрнулись непроглядной пеленой.
— Драку? — вскинул лохматые брови выпивоха. — Да тут постоянно дерутся.
— Один из участников той драки был вот этот молодой человек, — указал на меня тростью аристократ. — Правда, тогда он выглядел как малолетний оборванец, но лицо было такое же неучтивое.
