Барон проигнорировал слова преподавателя. Он вперил в бледную маркизу до крайности взволнованный взгляд и горячо протараторил:
— Уверяю вас, сударыня, я не имею никакого отношения к этой трагедии! Кто-то хотел подставить меня… Какой-то человек, затаивший на меня злобу… — вдруг парень осёкся, словно в его голове сошёлся дебет с кредитом, а затем он резко перевёл на меня загоревшийся злобой взор и прошипел: — Ты! Это сделал ты! Хотел отомстить, ничтожный бастард?! О-о-о, кажется, я недооценил твою звериную хитрость! Но ты просчитался, уродец! Я докажу, что саламандра не моя! А тебя рано или поздно отчислят, поганец!
— Прекратите оскорблять Полянского! — воскликнула Меццо, топнув ножкой. — Ежели бы не его крыса, то меня бы… меня…
— Господа студенты, попрошу всех успокоиться, — внушительно сказал профессор Блинов и принял вертикальное положение. — Все присядьте на свои места и извольте помолчать. А вы, — тут он посмотрел на галёрку, где таращили глаза простолюдины, охреневшие от произошедшего. — Да, вот вы, молодой человек с загорелой кожей, сбегайте в деканат и пригласите сюда декана. Пусть он разбирается в том, что здесь стряслось.
Васька, а загорелый у нас был только он, вскочил со стула и выметнулся из аудитории. А я вернулся на своё место, оставив Эдуарда на полу. Во избежание контакта с ядом его нельзя было трогать голыми руками.
Громов же всё порывался что-то сказать, но каждый раз его останавливал тяжёлый взгляд Блинова. Парень явно хотел оправдаться и повесить всех собак на меня. И у него, в общем-то, имелись основания думать, что именно я подменил саламандру. Его мысли для меня были точно открытая книга. Он явно считал, что я понял, кто стоит за попыткой подставить меня. И я, по его мнению, решил отомстить за эту подставу. Логично. Потому-то он время от времени прожигал меня лютым взглядом, в котором таилось обещание расправиться со мной самым жестоким образом. Посадить на кол, четвертовать, сварить в котле с кипящим маслом…
А вот когда Громов поглядывал на Меццо, то выражение его глаз кардинально менялось. Он смотрел на неё заискивающе и напоминал побитую собаку.
Маркиза же совсем не смотрела на барона. Она усиленно хмурила прекрасный лобик, отчётливо понимая, что Громов виноват лишь в том, что не смог отличить свою саламандру от той, которую ему подкинули. Подкинули же её, скорее всего, люди Ройтбургов. Кто знает сколько их вообще орудует в академии? А вот почерк у них или него один, пока, по крайней мере. Снова животное, снова «закладка» и снова… маркизу спасаю я. Ну, не совсем я, но всё же крыс геройски набросился на саламандру именно с моей подачи. Для Меццо это повод задуматься…
Она в этот миг с подозрением глянула на меня. Да, точно задумалась. Кажется, девчонке пришла в голову мысль, что все эти нападения могут быть дьявольски хитрым планом по втиранию в доверие. Уж больно часто я становлюсь героем на белом коне. Однако, если историю с медведем можно отнесли к умеренно-рискованной части этого плана, то вот нападение саламандры… Тут всё было на тоненького. Слишком много переменных. А вдруг Меццо не заметила бы вовремя крыса? И что тогда? Писец. Нет, девчонка, должна понять, что я спасаю её случайно. Не совсем случайно, но всё же случайно, как бы нелепо это ни звучало.
Между тем в аудиторию вернулся взмыленный Васька и с ним притопал встревоженный декан.
— Господин декан, я сейчас вам всё подробно расскажу. Не покривлю душой! — сразу же прострекотал Громов, вознамерившись вывалить на главу факультета дымящийся ворох подробностей и заодно обвинить меня во всех грехах.
— Помолчите, сударь, — холодно глянул на барона декан, подошёл к Блинову и что-то шепнул ему на ухо. Тот кивнул. И тогда глава факультета громко объявил: — Господа студенты, свободны все, кроме непосредственных участников происшествия. И я попрошу вас не шуметь в коридоре. До конца занятия целая четверть часа, поэтому другие студенты ещё учатся. Не мешайте им.
После слов декана практически весь народ покинул аудиторию. Остались лишь я, барон Громов, маркиза Меццо, профессор Блинова и, собственно, сам декан. Последний уселся за первую парту и произнёс:
— Итак, господа и дамы, что тут у вас произошло? Я буду вас спрашивать, а вы отвечайте, по одному, и не перебивайте друг друга, даже если вам этого очень хочется, — строго закончил мужчина, хмуро глянув на раскрасневшегося Громова. Он был похож на вулкан, который вот-вот рванёт. — И начну я, конечно же, с профессора Блинова.
Препод благодарно кивнул, покашлял в кулак и довольно подробно описал произошедший инцидент. Декан внимательно выслушал его, разрезав лоб глубокими морщинами, а затем передал слово Меццо. Та лишь кое-что добавила в рассказ Блинова. А вот когда очередь дошла до Громова… тот себя не стал сдерживать. В целом-то, с описанием инцидента он не спорил. Нет, изо рта барона все больше полетели обвинения в мою сторону. Мол, это я всё подстроил, мстя за то, что… И вот тут Громов язычок-то прикусил, осознав, что в гневе, может наговорить лишнего.
— Так за что студент Полянский может вам мстить, сударь? Вы уж договаривайте, — произнёс декан, вопросительно глядя на замолчавшего барона.
— Ну, у нас с ним сложные взаимоотношения, — замычал дворянин, «заметив» что-то крайне важное за окном.
— И это всё, что вы можете сказать? — выгнул кустистые брови глава факультета и бессознательно, по привычке, расчесал растопыренной пятернёй бороду. — Вы считаете, что простолюдин Полянский может мстить вам, барону, лишь из-за того, что у вас, как вы сказали, сложные взаимоотношения? Любопытно-о-о… И что же в них сложного?
Парень вконец смешался. Его уши заалели, а глаза метнули на меня убийственный взгляд, словно это я был виноват в том, что он уютно присел в лужу и даже не знает, что прохрюкать из неё.
Декан же отчётливо хмыкнул и бросил мне:
— А вы что скажете, студент Полянский? Раз уж барон замолчал, то мы все с удовольствием послушаем вас.
Я на пару секунд задумался. Топить барона или нет? Если не топить, то, возможно, у меня появится крохотный шанс наладить с ним отношения. А ежели я буду топить его, то он может обозлиться ещё больше. Хотя куда уж больше? Да и шанс слишком крохотный, дабы за него хвататься. Так что я решил временно примерить на себя роль ябеды-корябеды. Однако во всеуслышание топить Громова — это чересчур…
— Господин декан, позвольте мне переговорить с вами с глазу на глаз? — попросил я главу факультета и заметил, как барон сжал кулаки в бессильной злобе. Были бы мы наедине, он бы точно бросился на меня, желая расцарапать моё лицо. А так — ему пришлось прирасти худой жопой к стулу.
— Что ж, давай выйдем в коридор, пока там никого нет, — проговорил декан, поднимаясь из-за парты.
Я встал на ноги, открыл перед деканом дверь и следом за ним вышел в коридор. Огляделся и, убедившись, что вокруг никого нет, стал рассказывать главе факультета о том, как познакомился с бароном Громовым. Я упомянул об инциденте перед вторым экзаменом и о том, что барон звал меня под своё крыло, но я отказался, вызвав его гнев. И о проигранном пари я тоже не постеснялся рассказать. Но вот о подставе с наркотиками не обмолвился ни словом, ни полсловом. Опасно. Декан сразу стал бы разнюхивать, как в академию попала пахучка. И его разнюхивание могло привести к Жану, а от того ко мне любимому. Нет, на хрен.
