— Так ты думаешь, я поступил так лишь оттого, что так полагается человеку благородного происхождения? — спросил он в конце концов.
— Нет ребёнка — нет скандала. Если тебя заботит, не продолжу ли я цепляться за твоё предложение руки и сердца, то ты не бойся. Я сниму с тебя всю ответственность.
— То есть ты не хочешь за меня замуж? — спросил он.
Я отвернулась: — Я смирилась с тем, что то, что я хочу и то, что мне дозволено иметь, это две разные вещи. Сегодня я уезжаю из Хайбери. Не могу больше оставаться здесь, зная, что здесь умерла наша дочь.
Его будто ударили под-дых, так резко он согнулся пополам, хватая воздух ртом: — Дочь? У нас была дочь?
— Ты не знал? — спросила я.
Его глаза набрякли слезами: — Моя сестра сказала, что доктору не предоставлялось возможным определить пол младенца.
Моя свободная рука, не та, в которой я держала альбом, сжалась в кулак:
— Твоя сестра солгала. У нас была девочка. Я думала назвать её Целестой.
Он вытер катившиеся из глаз слёзы: — Имя красивое.
— Так мой отец иногда называл мою мать.
— Тогда я знаю, какое наименование дать этому, — он сунул руку в карман своего пиджака и вынул какой-то конвертик коричневой бумаги. Протянул его мне. Я робко взяла его, открыла. В мою ладонь высыпались полдюжины семян.
— Что это? — спросила я.
— Наша роза. Та самая, которую мы создавали путём скрещивания ещё тогда, весной. Она привилась. А теперь у нас есть вот это. Новый сорт, если повезёт.
— Но ты не знаешь точно?
— Я не буду это знать наверняка до тех пор, пока не посажу эти семена и не увижу, что из них вырастет, но я совершенно уверен, что всё получилось, — его голос осип, он откашлялся и продолжил, — Я хранил их для свадебного подарка. Думал, назову этот новый сорт «Прекрасная Винсента», в твою честь. Теперь хотел бы узнать, что ты скажешь на то, чтобы назвать их «Прекрасная Целеста».
Слёзы ручьём хлынули у меня из глаз, и я бережно сжала семена в ладони: — Думаю, идея чудесная. Мы можем попросить мистера Хиллока посадить «Прекрасную Целесту» здесь.
Я обняла живот, а слёзы падали тяжёлыми каплями. Я зажмурилась, но вдруг почувствовала, что больше не одна. Руки Мэттью обняли меня, голову мою он бережно охватил своей большой ладонью и стал баюкать на своей груди. Мой альбом с карандашом упали на рыхлую землю — я вцепилась в Мэттью и зарыдала в голос.
— Мне так жаль, — шептал он, уткнувшись в мои волосы.
— Я потеряла её, а теперь я потеряла и тебя, и я не знаю, выдержу ли я, больше мне не вынести.
Он слегка отстранился, отёр мои слёзы подушечкой большого пальца: — Меня ты не потеряешь никогда.
Я помотала головой: — Я забеременела. Никто из нас не хотел….
— Я хотел тебя, Винсента. Сначала это было всё, чего я желал, но потом, когда я узнал, что у нас будет ребёнок, … Тот день у озера был счастливейшим днём моей жизни. Я думал, что, наконец-то, у меня будет всё, что я хочу.
— Так ты не думал, что я поймала тебя в ловушку, что я специально залетела?
Он рассмеялся, резко и горько: — Отнюдь. Я боялся, что это ты подумаешь, что я тебя специально поймал в ловушку, что я специально заделал тебе ребёнка. И что ещё хуже, я был этому рад. У меня была ты, и я никогда не хотел позволить тебе уйти.
— На что я тебе сдалась?
Он упёрся кулаками себе в бёдра, покачал головой: — Ты упрямейшая из женщин, умеющая взбесить меня. Я люблю тебя.
— Мало же ты меня знаешь.
Он вздохнул: — Я знаю, что у тебя острый ум, решительный нрав, что спорить с тобой всё равно что пытаться проковырять бетон зубочисткой. Знаю, что когда ты широко улыбаешься, у тебя появляется ямочка в точности возле правого глаза. Знаю, что ты комфортнее чувствуешь себя в своей одежде для работы в саду, нежели чем в платье. А ещё ты, когда засыпаешь, поворачиваешься на правый бок. Но, главным образом, я знаю то, что хочу узнавать о тебе что-то новое каждый день. Понимаю, что прошу слишком многого. Я мало что могу предложить, но я могу дать обещание, что буду любить тебя, действительно любить, искренне и глубоко, и что с каждым днём буду любить ещё больше.
— Я не знаю, смогу ли выносить и родить ещё одного ребёнка, — сказала я
— Тогда мы будем счастливы только друг с другом.
— Твоя семья меня не примет.
Он обнял меня крепче, обернул обе полы своего пальто вокруг нас двоих: — Ты моя семья. Встречу ли я сопротивление со стороны твоего брата?
Я отрицательно покачала головой: — Вероятно, Адам, будет даже благодарен тебе за то, что ты настолько смел, чтобы жениться на мне. Хотя лучше бы тебе вовсе не говорить ему ничего о нашей любовной интрижке, на тот случай, если окажется, что он придерживается старомодных взглядов на дуэли.
Он улыбнулся: — В обращении с дуэльными пистолетами я новичок, так что приму твой совет.
Я помолчала, после паузы сказала: — Помимо Мелькортов, доктора и служанок, слишком много людей знают про то, что случилось здесь.
— Мы уедем.
— Ты уверен, что сможешь бросить Ферму Вистерия? — спросила я.
Я видела, как тревожно напряглись уголки его рта. Мне невыносима была сама мысль о том, что он может впоследствии пожалеть о том, что бросил эту свою собственность, но я не видела, как бы мы могли остаться здесь, когда та жизнь, которую мы вели, была столь зависима от благоволения Мелькорта.
— Да, транспортировать розы именно сейчас — вовсе не просто, но мы что-нибудь придумаем. Где ты хочешь поселиться?
Я на миг задумалась, а затем спросила: — Что ты думаешь насчёт Америки?
— Пока я с тобой, мне не важно, где мы находимся. Ну а теперь почему бы нам не позаботиться о твоих пожитках? Хоть я и не хочу больше даже на миг выпускать тебя из поля зрения, но тебе нельзя появляться на Ферме Вистерия до тех пор, пока мы не поженимся. В Роял Лемингтон есть респектабельная гостиница для женщин.
— Я уеду туда и буду там до тех пор, пока нам не зачитают приговор об изгнании, — сказала я, согласно кивая, удивлённая практичности его предложения.
— Хорошо. Есть ещё одна вещь.
Когда я посмотрела на него снизу вверх, он ласково взял моё лицо в свои ладони и поцеловал меня.
— Скажи ещё раз, что станешь моей женой, — попросил он, его губы касались моих губ.
— Я буду твоей женой, — прошептала я.
Он снова нежно поцеловал меня, а потом поднял с земли мой альбом с карандашом: — Твои рисовальные принадлежности.
И, рука в руке, мы вышли из Сада Целесты.
Диана
Диана стянула с рук свои перчатки и сняла со своей головы маленькую серую шляпку, аккуратно приподняв её вверх на макушке так, чтобы не открепить ненароком траурную вуалетку. Возвращение из Лондона обратно в Хайбери было долгим и утомительным, но именно побывав в столице, она окончательно уверилась в том, что, наконец, смогла обрубить все концы. И вот, теперь всё было готово: в сумке крокодиловой кожи, которую она несла, крепко прижимая, на сгибе локтя, лежало её будущее.
