Ирина: И вы буквально сразу же должны были петь для Папы Иоанна Второго? Это тот случай, когда невозможно отказаться.
Андреа: Да, это было на следующий день. Вспоминаю те события, как один из самых драматических эпизодов моей жизни. Боль переживания из-за ухода отца, усталость от того, что я всю ночь бодрствовал у его гроба, и тот факт, что я был связан такими обязательствами перед святым отцом, должен был выступать с оркестром, в общем, все это меня ввергло в очень непростое психологическое и физическое состояние. Уж не знаю, как я все это пережил, очевидно, кто-то наверху мне помогал, иначе это все было бы еще труднее. Я верю в то, что мы знаем миллионную часть того, что нам надо бы знать, в том числе, о нас самих. Мы, совершенно очевидно, являемся чьими-то созданиями, в свою очередь, мы тоже создали какие-то вещи, например, компьютеры и роботов, которые уже умеют кое-что из того, что делаем мы, и которые, однако, никогда не узнают, кто мы такие. Точно так же для нас невозможно понять, кто нас создал и породил такими, какие мы есть. Я уверен, что мы ограничены незнанием о безумном количестве того, о существовании чего нужно знать. Квантовая физика открывает сегодня нам горизонты, которые упираются в том числе в философию, и заставляет нас думать шире. Сейчас много говорят об антиматерии и обо всех этих вещах, которые, естественно, воздействуют на нашу фантазию, нашу мысль. Но я думаю, что нам еще предстоит долгий, невообразимо долгий путь.
Ирина: Вы так трепетно относитесь к земле, к природе, в Лаятико у вас есть ферма с лошадьми и виноградниками, своя «Ясная Поляна».
Андреа: Моя «Ясная Поляна» находится там, это правда, но там нет пока моей могилы, к счастью. Да, я родился и вырос в деревне, я очень связан с сельским миром, которого мне теперь, конечно же, не хватает. Так что, когда у меня есть немного свободного времени, я сразу бегу туда, в те места, что видели меня ребенком. Мне это очень нравится.
Ирина: Всю жизнь вас окружали прекраснейшие женщины. И на сцене: Анна Нетребко, Селин Дион, Сара Брайтман, Хелена Фишер, Аида Гарифуллина и, конечно же, главное сокровище – ваша жена Вероника. В какой момент вы поняли, что это женщина вашей жизни?
Андреа: I don’t know…
Нет, думаю, как я уже раньше говорил, – любовь зависит от химии, немного таинственной, но это все равно химия. Она срабатывает сразу же, либо не срабатывает совсем, и тогда все случается по-другому. Когда я первый раз пожал Веронике руку, я понял то, что можно понять за несколько секунд – химия была, и мое первое ощущение оказалось верным.
Ирина: Уже настоящее чудо.
Андреа: Это чудо, скажем так, из все той же науки, которой у нас пока просто нет. Может быть, однажды, кто знает, нам это будет объяснено в каком-то другом ключе, в другом измерении. На самом деле, каждый человек живёт в нескольких измерениях, и мы достигаем за свою жизнь второго или третьего уровня, но, конечно, их гораздо больше, в том числе метафизических.
Ирина: Андреа, опера – ваш основной жанр. Есть у вас любимая опера, или, может быть, любимая запись оперы, о которой вы можете сказать – это абсолют, я полностью доволен.
Андреа: Нет, нет, нет. Я не могу назвать. Для каждого момента в этой жизни есть своя музыка, для каждого дня есть музыка, для каждого состояния души, а потом, к сожалению, красота музыки съедается внутри нас так же, как и все остальное в этом мире. Если кому-то придет в голову взять любимую музыку и начать слушать ее сотню раз подряд, все закончится тем, что эта музыка больше не будет нравиться. Я всегда говорю, и не только своим детям, что музыкой нужно пользоваться, но нельзя ею злоупотреблять. Музыка может иметь и совершенно точно имеет терапевтическое воздействие. Музыка может сделать нашу жизнь красивее. Но если мы злоупотребляем, музыка теряет все свои волшебные свойства. Музыка находится на службе у человека, но, если человек порабощает ее, музыка не сможет дать ему ничего. Сейчас музыка везде: в машине, в ресторане, в спальне и даже в туалете, везде звучит музыка, а это опасно, потому что таким образом музыка не дает нам ничего из того, что могла бы. И еще важный момент связан с качеством записей, которые мы слушаем. Сегодня всегда и везде мы выбираем практичность, а не качество. Мы слушаем музыку в ужасных сжатых формах, типа mp3 и прочих. Сначала мы не обращаем внимания, но со временем вдруг замечаем, что прослушивание такой музыки не дает нам тех эмоций, той глубины ощущений, которые дают нам качественные записи в хороших форматах.
Ирина: Поэтому для вас так важна тишина?
Андреа: Сила в тишине, тишина имеет огромное значение в жизни каждого из нас, особенно сегодня, когда мы живем в мире, полном шума. Это шум от всего подряд: от машин, заводов, от всего того, что крутится вокруг нас и шумит. Это сильно понижает качество нашей жизни. А ведь мысль может сформулировать себя наилучшим образом именно в тишине.
Ирина: Да, действительно, и мы не в состоянии сосредоточиться. Сосредоточиться и найти друг друга и себя самих. Полностью согласна!
Помимо опер, помимо песен, вы также обращаетесь к ораториальному жанру, у вас есть замечательная запись Верди «Requiem» с участием российских музыкантов: Валерия Гергиева и Ольги Бородиной.
Андреа: С «Requiem» Верди у меня сложилось все наилучшим образом – я исполнял его в оперном театре в Мюнхене с Зубином Метой, несколько раз в Вероне под руководством Лорена Мазеля, а также эта запись, о которой вы сказали, с маэстро Гергиевым.
Ирина: Андреа, можно ли сказать, что после великолепного учителя Франко Корелли вашим крёстным отцом стал Лучано Паваротти?
Андреа: С маэстро Паваротти у нас были очень теплые отношения, очень доверительные, настолько, что он меня пригласил спеть на его свадьбе с Николеттой, а потом Николетта пригласила меня спеть во время службы на его похоронах. Видимо, таково было желание самого маэстро. Я мог позвонить ему, бесконечно говорить о вокале, о пении, получить любой совет, в общем, взять всё, что можно получить от общения с таким великим человеком и музыкантом, каким он был.
Ирина: Он верил в вас! А почему так сложилось? Такие отношения не могут быть случайными.
Андреа: Скорее всего опять химия, хотя здесь я бы скорее говорил не про химию, а про некое творческое созвучие, что-то вроде двух струн, вибрирующих в унисон.
Ирина: Одна из ваших самых знаменитых песен «Time to say goodbye» («Время прощаться») была написана в честь знаменитого боксёра Генри Маске. А кто инициатор её создания?
Андреа: Генри Маске сам выбрал эту песню. Он захотел ее для своего последнего боя. Здесь тоже можно продолжить говорить о случае, о котором мы уже говорили; то есть что-то кажется случайным, а потом обнаруживается, что от случайности в этом вообще ничего нет.
Ирина: Очень многие исполняют эту песню. А чьё исполнение, кроме вашего, вам ближе?
Андреа: Кого я хочу видеть наследником этой песни? Я считаю, что когда песня классная, кто угодно может петь ее и не сильно переживать о предыдущих исполнениях, иначе сегодня никто бы ничего уже не пел. Все великие песни всегда перепевались всеми великими голосами. Я считаю абсолютно возможным, чтобы каждый исполнитель мог сделать свой вклад в великую мелодию. Почему бы и нет?
