Когда я только приехал в Нью-Йорк, люди спрашивали меня, ты на каком инструменте играешь? А я отвечал, мой инструмент – это природа. На этом мы и сошлись с Джоном Кейджем. Он мой великий учитель. И он же мой большой поклонник. Обучение у него всегда было обменом мнениями. Он никогда не говорил, что делать, у него был особый склад ума, он всегда предлагал мысли, звуки, мелодии, озвучивал цвета – визуальная сторона в его музыке очень ярко выражена. Я в то время очень хотел быть на него похожим.
Ирина: В вашем сочинении «Тайные песни женщин» удивительно сочетаются и видеоряд и оркестр, более того – фильм сам является одним из инструментов оркестра. На меня это произвело невероятное впечатление. Как вы придумали это?
Тан Дун: Как это зародилось? Один из моих кумиров Бела Барток. Меня часто спрашивают, что я в нём нахожу? Если ответить одной фразой: он показал миру жизнь своей родной деревни и сделал эти мелодии предметом международного достояния. Всё очень просто. И мне это нравится! Как-то раз я поехал в Хунань, и меня спросили: что ты знаешь о своём родном доме? Я ответил: всё. А ты знаешь о том, что недалеко есть деревня Ню Шу, в которой живут только женщины? У них свой тайный язык, на котором они говорят, пишут, поют о мире, о душе. Ни один мужчина не говорит на этом языке. Только женщины. И я подумал – как я мог об этом не знать! Да какой же я после этого коренной житель Хунани? И я поехал в эту древнюю деревню женщин.
Ирина: А разве туда пускают мужчин?
Тан Дун: Пускают. Но если ты решишь там пожить, то будешь чувствовать себя чужаком, потому что не поймешь ничего – они разговаривают на своём особом языке. Этой традиции 2000 лет, у них свои верования, своя каллиграфия. В этой деревне все покрыто тайной и всё о страданиях и слезах. Как быть женщиной, как быть женой, как быть дочерью – всё плач, всё слёзы. Это потому что в древние времена женщине выпадала очень тяжёлая доля: она вела хозяйство, растила детей, служила своему мужу и так далее.
Ирина: Слёзы – это вода, а вы любите стихию воды.
Тан Дун: Это правда. В этой деревне женщин всё красивое связано с водой или находится у воды, и эти песнопения невероятно прекрасны. Тогда я подумал: в Китае, как и во всём мире, всё несётся с огромной скоростью. Актуальная скорость 5Джи. Можете себе представить?! Но кое-что меняется с ещё большей скоростью. Ещё быстрее мы теряем своё наследие. Все, кто, как Барток, могут спасти что-то со своей родины, из своей деревни, должны делать это как можно скорее, и показать миру свои местные сокровища. Именно этим я и хочу заняться. Я вернулся в деревню Ню Шу, деревню женщин, и начал снимать там фильм. Звуковое сопровождение к фильму – это будущее, а визуальный ряд – это прошлое. Была премьера, и я пригласил Филадельфийский оркестр сыграть в деревне в Хунани.
Ирина: И как же это было?
Тан Дун: Это было прекрасно! Невероятно! Знаете, что мне больше всего нравилось? Я работал со многими оркестрами, и мне нравилось, что оркестры, которые обращались ко мне, не заказывали что-то конкретное, а просили сочинить то, что я хочу. Я спрашивал: почему? «Так лучше. Лучше, когда ты сочиняешь то, что хочешь сам». И вот, когда Филадельфийский оркестр попросил сочинить что-нибудь для них, я спросил: а вы поедете со мной в деревню? «Зачем?» В этой деревне живут только прекрасные женщины! «О! Отлично, едем!» Но обычно там действительно нет мужчин. У них свой язык, свои песни, свои тайны двухтысячелетней давности. Это царство женщин, сестёр, матерей.
Ирина: Это напоминает женский монашеский орден.
Тан Дун: Да. И они поют свои песни для Будды. Молятся о мире и сострадании. Я таким образом составил симфонию из фильма с древними образами и песнями, и современного оркестра, его солистов, а потом это произведение исполнялось арфой в сопровождении симфонического оркестра. Замечательный русский гитарист Артём Дервоед сделал аранжировку моей музыки для гитары. Я сначала отнёсся скептически, но потом он сыграл мне отрывок. Вау! Его переложение для гитары прекрасно!
Ирина: Вы известны как энтузиаст, соединяющий Запад и Восток через знакомство классических западных музыкантов с народными китайскими. Ясно, что у них нет общего языка, кроме языка музыки. Как происходит это общение?
Тан Дун: Да, действительно, иногда я приглашаю западные симфонические оркестры приехать, например, в мою деревню в Хунани.
Ирина: Повезло вашей деревне!
Тан Дун: Да, для них это большое событие. Они ведь там настоящие крестьяне. Деревня далеко, в полях, и они используют вёдра, коромысла. Музыкантам приходилось тащить на себе виолончели, скрипки, как вёдра с водой. А ещё арфа, фортепиано! Они выстроились в поле длинной вереницей. А там ещё жара какая! Когда я организовал первый концерт в Хунани, боже мой! Явилось 30 тысяч человек. Небольшие общины спустились с далёких гор. Они впервые в жизни увидели симфонический оркестр. Потрясающе!
Ирина: Это был концерт под открытым небом?
Тан Дун: Под открытым небом. У нас есть традиция: в деревню ведут ворота, и когда музыканты хотят войти в деревню, привратник просит их что-нибудь сыграть. Если ему нравится звучание, то музыканта пропускают в деревню. Если музыкант сыграл плохо, его не пустят в деревню. Это такая древняя игра, которая существует до сих пор. А иногда, если музыкант скажет: ой, а у меня нет инструмента, то хунанец даст ему камень – играй. Понравилось? Да, заходи. То есть они используют в качестве инструментов все – воду, камни. В Хунани это древняя шаманская традиция, ведь считается, что у всего есть душа. Например, дух камня может общаться со скрипкой. У ветра тоже своя душа и свой язык, и он может разговаривать с виолончелью. А у фортепиано и подавно своя душа! Она может говорить с рекой. Вот поэтому в моей музыке природа – это мой особый инструмент.
Ирина: А в чем заключается различие музыкальных систем Востока и Запада?
Тан Дун: На самом деле, в течение последних 20 лет я пытался преподавать и часто размышлял и записывал свои мысли о том, чем отличается музыкальная система Запада и Востока, или моего Востока и моего Запада. Как мне кажется, западная музыка имеет давнюю традицию нотной записи, а также традицию обучения. Это гигантская отработанная система. Я называю её хроматической, хроматическая структура гармонии, мелодии, ритма, метра, и на её основе всё и строится.
А восточная музыка, особенно в моей деревне, по древним заветам Лао-цзы, Дэ цзин, древняя Хунань, вся эта философия – органическая философия. И эта органическая музыкальная традиция тоже очень интересна.
Ирина: В ней больше импровизации, возможности отображать природные стихии?
Тан Дун: Да, импровизации. Но ведь импровизация – это способ естественным образом, комфортно и традиционно, отражать и организовывать текстуру природы или её состояние. И получается, что до двадцатилетнего возраста я был склонен к органической системе. Затем, после 20 лет я занимался хроматической системой. А по прошествии ещё 20 лет, когда мне исполнилось сорок, я начал размышлять над тем, как бы объединить органическую систему с хроматической и создать новую систему. Мой философский постулат: один плюс один равно один. Из хроматической и органической систем рождается единый тандем.
