Маккиндер был настолько убежден в том, что любой конфликт в Европе должен развиваться по модели противостояния сухопутной и морской силы, что в 1919 г. даже заявил о том, что истинный характер недавно завершившейся войны не был понятен до тех пор, пока Россия не потерпела поражение. Британскую морскую мощь следовало бы рассматривать как вступившую в борьбу с сухопутной силой, которая доминировала над хартлендом. Данная интерпретация воспринимается достаточно тяжело с учетом роли Франции как сухопутной силы, и к тому же было бы странным игнорировать три года сопротивления России на Восточном фронте.
Однако, как и любой добротный геополитический анализ, исследование Маккиндера представляет картину взаимного расположения сил, которое существовало в определенное время и в определенной системе отсчета. Впервые она была разработана в 1904 г., до подписания в 1907 г. англо-русского соглашения об Антанте, и на нее существенно повлиял конфликт прошлого века между Россией и Великобританией. Когда в 1919 г. была опубликована книга Маккиндера «Демократические идеалы и реальность», в ней вновь акцентировалось внимание на концепции неизбежного исторического противостояния между российским сухопутным могуществом и британской морской мощью. Ошибочность такого поверхностного применения теории к истории становится очевидным, когда мы понимаем, что противостояние между этими двумя странами фактически никогда не было неизбежным.
На самом деле в трех величайших военных конфликтах в мире в XIX и XX веках — наполеоновских, Первой мировой и Второй мировой войнах, — Британская и Российская империи выступали вместе против наступления сил римленда во главе с Наполеоном, Вильгельмом II и Гитлером.
Иными словами, в действительности никогда не было простого противостояния между сухопутной и морской мощью. Исторически равновесие всегда достигалось в плане позиционирования отдельных стран римленда вместе с Великобританией против некоторых стран римленда вместе с Россией или же Великобритании вместе с Россией против доминирующей силы римленда. Тезис Маккиндера: «Кто контролирует Восточную Европу, тот контролирует хартленд; кто контролирует хартленд, правит Мировым Островом, а кто правит Мировым Островом, тот правит всем миром», — не соответствует истине. Если для политики с позиции силы в Старом Свете необходим лозунг, то он должен быть таким: «Кто контролирует римленд, тот правит Евразией; кто правит Евразией, тот управляет судьбами мира».
Соединенные Штаты уже дважды вступали в войну в течение тридцати лет, и каждый раз нашей безопасности угрожала вероятность того, что в регионах евразийского римленда будет доминировать единственная сила. К концу 1917 г. успешные действия немцев на востоке против России, которые завершились подписанием 3 марта 1918 г. Брест-Литовского договора, показали, что притязания Германии на установление господства над Атлантическим побережьем, возможно, реализуются. В то же самое время Япония, будучи якобы союзником Великобритании и Соединенных Штатов, также предпринимала попытку добиться установления полного контроля над Дальним Востоком. В январе 1915 г. она начала свою кампанию давления на Китай, предъявив ему «Двадцать одно требование». Позднее, в 1918 г., она приняла участие во вторжении союзных войск в Сибирь и решительно продавливала там свои собственные интересы. Если бы ее не остановили, она могла бы выйти из войны с полным контролем над азиатской частью римленда.
На Вашингтонской конференции 1921–1922 гг. нам удалось добиться от Японии частичного отказа от чрезмерных претензий из числа «Двадцати одного требования», а также ее ухода из Сибири и Шаньдуна. Если обратить внимание на договоры, заключенные в Вашингтоне, а не на Версальский договор, завершивший Первую мировую войну, то можно увидеть, что, победив в этой конкретной силовой борьбе, мы зажали своих противников на относительно небольшой площади. Однако им не потребовалось много времени, чтобы возобновить свою политику экспансии, направленную на установление контроля над римлендом и его огромным силовым потенциалом. Вторая мировая война является продолжением этих усилий, всерьез начатых Японией в 1931 г. и Германией в 1936 г. В момент нынешней максимальной экспансии Германия расширила свое опосредованное влияние до Дакара, а Япония получила контроль над проливом Торреса между Новой Гвинеей и Австралией.
Ход Второй мировой войны со всей определенностью подчеркнул значение равновесия сил в Европе для мира и благосостояния общества. В своей последней версии концепции хартленда Мак-киндер признал преобладающее значение римленда и необходимость сотрудничества Великобритании, России и Соединенных Штатов для предотвращения роста влияния Германии в данном регионе. Он несколько изменил свою концепцию, сдвинув границу хартленда к Енисею и уделив меньшее внимание степным областям Центральной Сибири. Центр советской мощи в настоящее время находится там, где он на самом деле географически сосредоточен, то есть к западу от Урала. Хартленд становится менее значимым, чем римленд, и к тому же сложилось британско-российско-американское сотрудничество континентального и морского могущества, которое будет контролировать европейское побережье и тем самым необходимое соотношение сил в мире.
Альфред Мэхэн
[1] США смотрят за пределы своей территории
Существует достаточно свидетельств намечающихся изменений в политике американцев, касающихся их отношений с внешним миром. На протяжении прошлой четверти века основной идеей, утвердившейся в ходе выборов и составившей основу правительственного курса, было сохранение внутреннего рынка для отечественной промышленности. Работодатель и работник в равной степени приучились оценивать предложения всевозможных экономических мер с учетом этой точки зрения, относиться с враждебностью к любым шагам, благоприятствующим вторжению иностранного производителя на их территорию, и, скорее, требовать более жестких мер по недопущению конкурентов, чем примиряться с каким-либо ослаблением уз, связывающих потребителя с ними. В результате неизбежно возникает, как и во всех тех случаях, когда мысль и взгляд сосредоточиваются исключительно на одном направлении, недооценка опасности потерь или, напротив, перспективы выгоды. И хотя имеющиеся в изобилии ресурсы страны позволяли поддерживать высокий уровень экспорта, этим лестным результатом мы были в гораздо большей степени обязаны сверхизобилию природных богатств, чем спросу со стороны других государств на нашу защищенную таможенными тарифами продукцию.
Таким образом, на протяжении жизни чуть ли не целого поколения отрасли американской промышленности были защищены, пока такая практика не обрела силы традиции и не покрылась кольчугой консерватизма. В своих взаимоотношениях эти отрасли промышленности напоминали современный броненосец, оснащенный толстой броней, но имеющие плохие двигатели и пушки, достаточно мощный для обороны, но слабый для наступления. Внутри страны отечественный рынок находится в безопасности, но за пределами страны, за морскими просторами расположены рынки мира, на которые можно проникнуть и которые можно контролировать лишь с помощью энергичной конкуренции, чему не способствует привычка доверять протекционизму.
