— Так, одну минуту, одну минуту, — закричал, вскакивая,
Гамильтон Бюргер. — Этот вопрос неуместен, он требует вывода от свидетеля, и он
спорный…
— Думаю, что поддержу возражение, — сказал судья Флинт. —
Адвокат может поставить вопрос по-иному.
— Окружной прокурор сказал вам, что, если ваш рассказ
приведет к раскрытию преступления, вы получите это самое отпущение грехов?
— Да.
— Но он не может его вам гарантировать, пока он не услышит
все с этого свидетельского места?
— Не совсем так…
— Суть соглашения в том, что сначала ваши показания — потом
отпущение грехов.
— Ну, я должен был завершить свои показания, да.
— И они приводят к раскрытию убийства, так?
— Да.
— И ставят убийцу перед судом?
— Да.
— Иными словами, добиваются осуждения, — сказал Мейсон.
— Ну, никто не говорил об этом так многословно.
— Я говорю об этом так многословно. Загляните в ваши
собственные мысли. Там ведь есть одна мыслишка, в глубине вашего сознания, вот
она барахтается, верно? Вы хотите, чтобы обвиняемую признали виновной в
убийстве, и тогда вы отряхнетесь от груза совершенных вами преступлений?
— Я хочу быть честным с самим собой. Я хочу рассказать
правду.
Мейсон сделал негодующий жест.
— Правду! — гневно воскликнул он. — У вас не было ни
малейшего желания рассказывать вашу историю полиции, пока вас не арестовали в
самый разгар ночной кражи. Разве не так?
— Ну, я думал об этом.
— Вы думали об этом до определенного момента — до того
самого момента, когда поверили, что у вас на руках козырной туз, который вы
сможете выкинуть, когда попадете в беду. Вы собирались шлепнуть им об стол и
сорвать банк. Вы собирались развлекаться преступными кутежами и возомнили себе,
что, если вас схватят, вы сумеете заключить сделку с прокурором, чтобы раскрыть
ему убийство в обмен на свободу!
— У меня и в мыслях не было ничего подобного!
— Сколько у вас на счету преступлений между эпизодом с Дорри
Эмблер и ночным грабежом?
— Ни… ни одного.
— Минуту, минуту. — Крупные пальцы Мейсона дрожали, он был
белый от гнева. — А разве после сделки с полицией за вами не тянется шлейф
преступлений, которые вы собирались раскрыть?
— Что ж… да.
— Короче, вы хотели разом сознаться во всех них?
— Да.
— И получить свободу?
— Да.
Так вы совершали или нет эти преступления, в которых
собирались сознаться?
— С позволения высокого суда, — сказал багровый Гамильтон
Бюргер, — заявляю, что этот перекрестный допрос совершенно не правомочен.
Вопросы все время дискредитируют свидетеля в глазах присяжных и задаются только
за этим…
— Возражение отклоняется, — непреклонно сказал судья Флинт.
— Так вы совершали или нет вер эти преступления, в которых
собирались сознаться? — вновь повел атаку Мейсон.
— Не все, нет…
— Значит, некоторые из них?
— Да.
— Итак, по другим преступлениям, — сказал Мейсон, — вы стали
бы лгать, чтобы прояснить протоколы и дать департаменту полиции списать их из
своих архивов, а вы получаете освобождение от ответственности за все эти
преступления, так?
— Ну, не совсем так, — пробормотал свидетель подавленно. —
Они не стали бы брать кота в мешке. Я должен был сначала помочь.
— Каким образом?
— Свидетельскими показаниями.
— Вот именно, — сказал Мейсон. — Если ваши показания
недостаточно убедительны, чтобы засудить обвиняемую, — сделка будет
расторгнута. Разве не так?
— Я… я не говорил этого в такой форме.
— Можете считать, что не говорили, — сказал Мейсон,
поворачиваясь на каблуках и спокойно направляясь к своему креслу. — Это все мои
вопросы к свидетелю.
Гамильтон Бюргер, лицо которого стало свекольным от гнева,
сказал:
— Вызываю… на свидетельское место… лейтенанта Трэгга.
— Вы уже принимали присягу, лейтенант Трэгг, — сказал судья
Флинт, — так что просто займите свидетельское место.
Трэгг кивнул и устроился поудобнее.
— Лейтенант Трэгг, — сказал Бюргер, — я хочу спросить, не
совершили ли вы после разговора с Джаспером Данливи поездку в окрестности
Грэйс-Велл на автомобиле?
— Да.
— И что же искали?
— Я искал на пути некое место, где автомобильная колея
врезается на несколько футов в наклонную песчаную дюну, столь пологую, что один
человек может стащить чье-нибудь тело вниз по песчаному скату…
— С позволения высокого суда, — поднялся Мейсон, — возражаю
против последней части заявления свидетеля, поскольку вывод свидетеля не
отвечает на вопрос и не имеет никакого отношения к фактам данного дела.
— Возражение поддерживается, — слабо сказал судья Флинт. —
Последняя часть ответа снимается.
— И что же вы нашли? — спросил Гамильтон Бюргер, тихо
радуясь от сознания того, что сумел четко внедрить свою версию в умы присяжных.
— После трех или четырех ложных ландшафтов мы нашли песчаный
холм с незначительными признаками того, что нечто потревожило поверхность
песка; следуя по этим отметинам к подножию песчаного холма, а потом, копая, мы
нашли сильно разложившееся женское тело.
— И вам удалось опознать тело?
— Возражаю против вопроса, как некомпетентного, неуместного
и несущественного, — вступил Мейсон.
— Возражение отклоняется, сие свидетельство, леди и
джентльмены, члены суда присяжных, принимается ради ограниченной цели:
исключительно для подтверждения показаний предыдущего свидетеля, повторяю,
единственно с этой целью. Вы также не должны, леди и джентльмены, принимать в
расчет любые последующие преступления, о которых пойдет речь, даже с целью
подтверждения мотивировки, но единственно с целью подтверждения показаний
предыдущего свидетеля.
Продолжайте, мистер прокурор.
— Я вот о чем спрошу вас, лейтенант Трэгг. Было ли на теле
что-либо, дающее нить для опознания?
— Да, было.
— Не будете ли вы любезны это описать?
— Кончики пальцев сильно разложились. Погода была
чрезвычайно жаркой. Тело лежало в довольно мелкой песчаной могиле. Гниение и
начальная стадия разложения сделали трудным проведение точного опознания.
