— Очнулась?
— Энвер, — на выдохе ответила девушка, — ты жив!
Интала-Аю стала шарить руками по полу в поисках мужчины, и наконец нашла. Изет лежал прислонившись к стене и прикрывал руками рану, которая однако не уже кровоточила. Интуитивно почувствовав невысказанный вопрос девушки, чем увидев мимику ее лица, так как в помещении где они находились была практически абсолютная темнота, Энвер сказал:
— Они «запенили» рану, пуля все еще там.
Интала-Аю кивнула, и только потом запоздало поняла, что ее жест скорее всего не был увиден Энвером. Аю нащупала стену и тоже присела к ней, прислонившись спиной. «Пенили» раны в походных условиях, когда больше не было никаких средств помощи. «Пена» представляла собой баллончик с гелем, который заполнял рану и дезинфицировал ее, при застывании превращался в эластичный материал, который позволял пострадавшему дотянуть до медкапсулы или госпиталя. Но долго с пеной не протянешь. У них сутки, не более.
— Мы в подвале, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Энвер, — видимо он поделен на части, где-то содержат старых рабов, где-то новых пленников, таких как мы.
Энвер тяжело, с сипом вздохнул и замолчал. Аю только могла представить, что сейчас чувствует мужчина, потянувшись к нему, девушка сняла рабский ошейник и отбросила его в сторону. Только после этого сняла со своей руки браслет. Аккуратно, чтобы не потревожить голову вновь прислонилась к стене. Они сидели в почти не проницаемой темноте и молчали. Энвер, потому что ему было сложно говорить. И каждое действие давалось с трудом, а Аю потому что сказать было нечего, они бездарно провалились, и попали в самое пекло. Через пару минут, девушка все же оторвалась от стены и на ощупь исследовала сначала свой, затем костюм Энвера. Они были пусты, Эн-Каты, отец и сын вычистили их досуха, в маленьких кармашках на рукавах даже не осталось питательных батончиков, так называемое НЗ. Но Интала-Аю не остановилась на исследовании только их с Энером костюмов, она, аккуратно продвигаясь вперед и держась одной рукой за стену, обошла все помещение в котором их держали. Напротив от стены где сидел Энвер девушка обнаружила дверь. Пару раз толкнула, но дверь не поддалась, сидела плотно, если не намертво. Это не та хлипкая дверь в подвал, что была ими обнаружена при обследовании первого дома. И не дверь ведущая в подвал, где Эн-Каты содержат своих рабов.
Пол был земляным, а стены шероховатыми, но явно не деревянными, пахло сыростью, плесенью и сгнившими древесными листьями. Помещение было абсолютно пустым. Аю даже не нашла в стенах или в полу металлических колец или креплений, для того, чтобы привязывать пленников. В доме ли это помещение? Или где-то в другом месте? Сработал ли маячок, когда прозвучал первый выстрел? Знает ли Мейтон, что она и Энвер в беде. И успеет ли Маллумо прибыть на планету до того момента как Изет умрет от раны, а ее саму замучают Эн-Каты до смерти?
— Я облажался… — едва слышно сказал Изет, — как же я облажался. Пустая комната, разобранная кровать, нужно было брать старика и мальчишку как щит и выбираться.
— Мы оба виноваты Изет, нужно думать о том как выбраться сейчас, — ответила Аю.
— Выбраться? Я Службист, а не волшебник, мы заперты судя по всему под землей, без оружия и какого-либо снаряжения. Я умру через сутки, может полтора, ты протянешь столько сколько захочет семейство Эн-Катов. — Изет вздохнул, закашлялся и на секунду задержал дыхание, после чего спросил:- Почему ты не бежала как я сказал?
— Я знала, что ты жив, и не могла бросить тебя.
— Я мог быть десять раз жив, но передвигаться самостоятельно я был не в состоянии, ты планировала тащить меня на себе? — Изет горько усмехнулся и продолжил: — У нас был уговор…
Интала-Аю ничего не ответила, только прислонила голову к плечу мужчины. А Изет чувствовал страшную усталость, словно не только стены, но и вся тяжесть мира давила ему на плечи. Он знал, это не тяжесть, и не усталость, он просто слабеет от ранения и жизнь медленно утекает как вода из дырявой фляжки. Это смерть.
— Я не могла оставить тебя.
Наверху, за перекрытиями и деревянными полами первого этажа дома Эн-Катов в столовой необъятным костром пылал спор. Глава семьи — глава рода был в гневе, даже в ярости. Не считаясь с тем, что старшему сыну перевалило за пятьдесят, что конечно по сути для эйков не было большим сроком жизни, старик отчитывал уже зрелого мужчину как мальчишку. Кэйтон наливался багровым цветом, но молчал. В подкорку, тяжелой рукой отца давным давно были вбиты основные правила, и главное из них — слушать главу молча и не сметь перебивать. Ты можешь быть сколько угодно капитаном пиратского судна, можешь каждый день захватывать новые и новые торговые суда, но глава, есть глава, а ты всего лишь мальчишка, которому на время доверили корабль. Старик сидел во главе обеденного стола, немного отодвинув стул в сторону, руки его спокойно лежали на коленях, казалось что вся его поза расслаблена, да и разговаривал он достаточно тихо, чем всегда отличался. Но слова… слова падали как камни, попутно пробивая грудную клетку Кэйтона, который задыхался от невысказанных отцу слов.
— Прежде чем брать такие заказы, ты должен спрашивать мое мнение! А я бы сказал тебе, мальчишка, что иметь дело с «эльфами» — себе дороже, связываться с Первыми Мирами — себе дороже! Они не поручили эту работу никому из своих, ни Службе, ни наемникам, ни своим тайным агентам, которыми заполонены все Разумные миры. Они вышли на пиратов, на нас. А для «эльфов» связаться с пиратами означает, что дело воняет на сотни парсеков. И ты, сын своей тупой матери, взялся за него, позарившись на оплату. Восполнит ли эта оплата тот ущерб, что мы несем и будем нести дальше, разбираясь с «гостями»?
— Они предложили и дали больше чем я заработал за последние пять лет. На эти деньги я смогу наконец переоборудовать корабль…
— Ты бы давным давно переоборудовал корабль, или построил новый если бы не просаживал все деньги на развлечения!
— Но я всегда вкладывал деньги в твой дом! Достойно содержал тебя и младшего брата! Посмотри как живут Лит-Мо и Ден-Риты, они нам не конкуренты!
Старик легко поднялся со стула сделал шаг в сторону сына и коротко замахнувшись влепил тому хлесткую пощечину. Кэйтон дернулся, но не от удара, а невольно нахлынувшего страха перед отцом и чувства острого стыда за свое положение. Мужчина ненавидел эти моменты, на секунду он снова чувствовал себя перед отцом мальчишкой. Бесправным и пока бессловесным членом странной мужской семьи. На планете не было принято не то что любить, а даже привязываться к сыновьям. Дети умирали от болезней, и очень долго было неясно кто же именно продолжит род, и продолжит ли вообще.
— Идиот! Что ты оставишь своему сыну? И когда он появится у тебя? Когда в доме появится женщина способная родить ребенка? Родить сына и наследника? Такого, чтобы не помер в первый же год жизни? Ты просаживаешь деньги на продажных женщин, которые кроме мимолетного удовольствия тебе ничего дать не могут!
— У меня есть младший брат, твой наследник, разве этого не достаточно?
