За забором были замаскированные сетью стоянки аппаратов. Мы специально подошли к разведчикам — более серьёзные машины стояли по другую сторону лётного поля, где были сооружены настоящие бетонные бункеры, способные выдержать прямое попадание авиационного фугаса.
— Ты знаешь, что происходит с трупами? После сражений? — неожиданно шёпотом спросил Даниил, напряженно вглядываясь куда-то вправо; я проследил направление его взгляда и увидел следующий патруль.
— Нет… — честно ответил я; странно, но я и правда раньше об этом никогда не задумывался.
— Когда-то очень давно тела хоронили в специальных местах. Они назывались кладбища, — ответил Даниил, — у некоторых бойцов было по несколько десятков могил. И кое-кто продолжал приходить к своим прошлым телам. Делали какие-то вещи, которые предписывали древние, сейчас уже забытые ереси…
— Как… странно, — вздохнул я.
— Да… — улыбнулся напарник, — теперь ты, по крайней мере, знаешь, насколько я стар.
— Кажется, я чувствовал, — я улыбнулся в ответ. И это было правдой — я никак не мог заставить себя называть напарника «Даня», даже про себя, хотя он и просил об этом при первом знакомстве. Почему-то упорно выходило только «Даниил».
— В то время мы сражались на мечах… бойцы всегда видели смерть. Чувствовали страдания… А теперь, эх, — он махнул рукой, — есть артиллеристы, которые и врага-то в глаза ни разу не видели. Не говоря о лётчиках.
— Война меняется, — я пожал плечами.
— Маскируется, — кивнул Даня, — старается показаться тем, чем она не является. Особенно у этих… каждый раз поражаюсь, как они могут жить в таких городах. Притворяться, что всё… — он чуть запнулся, — что всё может быть не так. И при этом делать жуткие вещи с нашими людьми в своих подвалах.
Я не нашёлся, чем на это можно ответить. А через секунду напарник жестом скомандовал: «Пора!»
И мы синхронно, молнией метнулись вперёд, догоняя только что прошедший патруль, чтобы вогнать кинжалы в их сердца. Теоретически их не обязательно нужно было убивать. Но, по нашим прикидкам, это давало выигрыш во времени; несколько минут можно было не ждать, пока они бы отошли достаточно далеко. А сейчас каждая секунда имела значение.
Даня снял маскировку с передней части позиции, потом освободил тросы, удерживающие очень лёгкую машину на месте. Они крепились на специальные скобы, вмурованные в бетонные плиты стоянки. Я старался помогать ему, хотя совершенно ничего не смыслил в здешней авиации — а напарник, похоже, в одной из своих ипостасей был пилотом. Возможно, даже разведчиком.
Пришлось повозиться с ракетными бустерами, или, как их называли сами летуны, «толкачами». Мало того, что обращаться с ними следовало предельно осторожно, так ещё и замки с многочисленными предохранителями придумал какой-то изуверский мизантроп. Впрочем, не следовало забывать, на какой стороне мы находимся.
— Аш-три-ноль-два. Какого хрена вы творите!? — Даня включил радио, когда мы вытолкали аппарат к створу полосы.
— Башня, аш-три-ноль-два. Старт по плану на двенадцать-ноль-три. Миссия два-два-пять, приём, — ответил Даниил.
Я помнил, что по плану это сообщение должно было ввести контроль в ступор. Код приоритета контрразведки не позволял им запрашивать больше информации — если, конечно, он всё ещё действовал.
Несколько секунд эфир молчал. Даниил выжидал, удерживая палец на стартере ускорителей.
— Аш-три-ноль-два, код подтверждаем. Но предупреждаем: вынуждены делать запрос по протоколу три-три-ноль, приём.
Мы переглянулись. Не худший вариант. Код действовал, но диспетчер задействовал контрольный протокол. У нас было минут двадцать-тридцать.
— Да как хотите, параники, — усмехнулся Даниил, — слышал, что местные очень беспокоятся за свои задницы, но не знал, что настолько. Три-три-ноль так три-три-ноль. Мы стартуем. Приём.
— Полоса свободна, добро, приём, — ответил диспетчер.
Щелчок. Сзади и снизу загрохотало. Ощутимо вдавило в кресло. Это совсем не было похоже на обычный взлёт. Возможно, что-то похожее ощущают космонавты.
После взлёта Даниил ушёл в набор высоты, почти вертикально. Из-за грохота разговаривать было невозможно, и он знаком велел мне надеть кислородную маску, и сам натянул её на лицо.
Кабина разведчика не была герметичной. Слишком лёгкая конструкция для громоздких систем жизнеобеспечения. Да и сами материалы, видимо, не были достаточно прочными, чтобы держать внутреннее давление. При этом аппарат мог подниматься достаточно высоко, до десяти километров и даже выше. От кислородного голодания спасали маски, от холода — химические грелки, вмонтированные в пилотские ложементы и лётные комбинезоны, которые мы тоже обнаружили на складе, возле ускорителей.
Минут через десять после взлёта рация снова ожила:
— Аш-три-ноль-два! — надрывался диспетчер, — немедленный возврат! Подтвердите, или поднимаем перехватчики! Повторяю…
Даниил вырубил рацию. Теперь вести переговоры было бессмысленно.
Мы пробили густую облачность и теперь поднимались всё выше, под ярким солнцем.
Через пару минут «толкачи» вырубились. Даниил сбросил их, потянув соответствующий рычаг. Теперь их корпуса были только лишним грузом.
Выровняв машину, напарник заложил круг, резко меняя курс. Разумно — толкачи выпустят парашюты, их обнаружат и восстановят траекторию нашего взлёта.
— Плохо, — сказал я, активировав интерком в маске и доставая навигационные карты, — слишком рано они.
— Согласен, — сухо ответил Даниил.
Пока я пытался сориентироваться, опираясь на данные бортового хронометра и Солнце, Даниил довольно резко опустил нос. Машина разгонялась, но мы теряли высоту. Слишком быстро для того, чтобы можно было рассчитывать добраться до фронта.
— Нужно войти в облака, — пояснил он, когда мы разогнались так, что винглеты на крыльях стали опасно вибрировать, — есть шанс оторваться от истребителей. В такой облачности бывают восходящие потоки. Будем пытаться найти.
Для меня этот план звучал совершеннейшим безумием, но, в конце концов, я не был лётчиком.
Возможно, нам действительно удалось бы преодолеть линию фронта и даже добраться до отрогов хребта, отделяющего подконтрольные нам территории от вражеских земель. Но мы не успели. За несколько секунд до того, как мы нырнули в облака, в паре километров от нас их недра вдруг осветились красным. По ушам стеганул рёв ракетных ускорителей, и пара перехватчиков ввинтилась в дневную небесную синь.
Хоть истребители и шли под ускорителями, в отличие от нас у них были движки. То есть, их пилотам можно было не думать об ограничениях по времени; они были готовы к любым манёврам под максимальной тягой. А с движками на этой высоте они могли выйти почти из любого пике, даже если заряд «толкачей» закончится. Тогда как мы могли рассчитывать только на запас высоты и естественные воздушные потоки.
