Подталкиваемый ненавистью, Ригенос обратился к Джону Дейкеру, величая его Эрекозе. Обратился к нему, ибо не был уверен в собственных силах и не имел сына, на которого мог бы положиться. Единственным его ребенком была дочь по имени Иолинда.
— Эрекозе, прошу, ответь мне. Готов ли ты прийти?
Голос его громом прогремел у меня в ушах. Я вдруг понял, что могу говорить. Слова мои эхом отдались в пространстве.
— Я готов, но меня что-то держит.
— Держит? — испуганно переспросил он. — Неужели тебя захватили мерзкие приспешники Азмобааны? Неужели тебя заперли в Призрачных Мирах?
— Может быть, — сказал я, — по, скорее, меня удерживают Пространство и Время. Нас с тобой разделяет пучина, у которой нет ни формы, ни протяженности.
— В силах ли мы перекинуть через нее мост?
— Не знаю. Может, подспорьем тут способна стать единая воля всего человечества.
— Мы, непрестанно молимся о твоем приходе.
— Продолжайте, и я приду, — сказал я.
* * *
Я снова куда-то падал. Мне чудилось, я припоминаю смех, печаль, торжество. Внезапно из темноты проступили лица. Передо мной промелькнули все те люди, кого я знал, промелькнули и исчезли. Однако одно лицо осталось; оно принадлежало изумительной красоты женщине, чьи светлые волосы перехвачены были диадемой из бриллиантов. Сверкание драгоценных камней придавало неповторимое очарование ее слегка вытянутому личику. — Иолинда, — произнес я. Теперь я видел ее отчетливее. Она держала за руку высокого изможденного мужчину в короне — короля Ригеноса.
Они стояли у вырубленного из цельного куска камня и отделанного золотом помоста, на котором, рядом с пригоршней праха, лежал меч. Они не смели прикоснуться к оружию. Они не смели даже подойти поближе, ибо от клинка исходило сияние, которое могло убить их. Они стояли в гробнице. В гробнице Эрекозе. У моего смертного ложа. Я придвинулся к помосту и повис над ним. Сюда много лет назад положили мое тело. Я посмотрел на меч. Он бессилен был причинить мне зло, однако я не мог подхватить его. Ведь в темноте гробницы пребывал только мой дух, правда, весь целиком, ибо воссоединился с частичкой, которая оставалась тут на протяжении тысячелетий. Именно она услышала короля Ригеноса и помогла Джону Дейкеру откликнуться на призыв.
— Эрекозе! — воскликнул король, вглядываясь во мрак так, будто заметил меня. — Эрекозе, мы ждем тебя!
Тело мое пронзила ужасная боль — сродни, наверно, той, какую испытывает роженица. Она терзала мой организм и в то же время сама себя изничтожала. Я корчился в воздухе, крича во весь голос.
«Конец, — подумал я, — но такой, в котором есть начало».
Я вскрикнул. Но в крике моем была радость.
Я застонал. Но в стоне моем был восторг.
Я ощутил свой вес. Я перевернулся. Я становился все тяжелее. Я судорожно вздохнул, раскинув руки в стороны, чтобы не потерять равновесие.
Я обрел плоть, я обрел мышцы, я обрел кровь, я обрел силу. Тело мое налилось силой, и я глубоко вздохнул.
Я поднялся. Я встал перед ними на помосте. Я был их богом, и я пришел к ним во плоти.
— Вот он я, король Ригенос, — сказал я. — Мне не пришлось ничем жертвовать, но смотри, чтобы я не пожалел, что отозвался на твою мольбу.
— Ты не пожалеешь, Воитель, — ответил он. На его бледном от испуга лице заиграла слабая улыбка.
Я поглядел на Иолинду. Девушка сперва было опустила глаза, но потом, словно зачарованная, уставилась на меня.
Я повернулся направо.
— Мой меч, — сказал я, протягивая руку. Король Ригенос облегченно вздохнул.
— Теперь эти собаки у нас попляшут! — проговорил он.
Глава 2
«ВОИТЕЛЬ С НАМИ!»
Сказав, что принесет ножны для меча, король Ригенос вышел из гробницы, оставив меня наедине со своей дочерью.
Очутившись тут, я вовсе не собирался задаваться вопросом, как такое могло случиться. Иолинде, по всей видимости, тоже не было до этого дела. Я пришел к ним потому, что не мог не прийти.
Мы молча разглядывали друг друга, пока не вернулся король с ножнами.
— Они защитят нас от твоего меча, — сказал он.
Я немного помедлил, прежде чем принять их. Король нахмурился и скрестил руки на груди. Я посмотрел на ножны: матовые, точно старое стекло, из какого-то неизвестного мне — вернее Джону Дейкеру — металла, они были легкими и прочными.
Я взял в руки меч. Рукоять его, украшенная золотой резьбой, завибрировала от моего прикосновения. Круглая головка рукояти была выточена из темно-красного оникса; от нее к лезвию шли полоски из серебра и черного оникса. Само лезвие было длинным, прямым и острым, однако блестело оно не как сталь, а скорее как свинец. Меч лег мне в ладонь. Я взмахнул им и расхохотался, и он словно рассмеялся вместе со мной.
— Эрекозе! Вложи его в ножны! — встревоженно крикнул Ригенос. — Вложи его в ножны! Он убивает своим светом!
Мне не хотелось убирать меч. Коснувшись его, я словно что-то вспомнил.
— Эрекозе! Пожалуйста! Прошу тебя! — взмолилась Иолинда. — Вложи его в ножны!
С неохотой я повиновался. Почему свет меча смертелен для всех, кроме меня?
Быть может, перейдя в другое измерение, я изменился физически? Быть может, организмы древнего Эрекозе и еще не родившегося Джона Дейкера (или наоборот) как-то приспособились к смертоносному излучению меча?
Я пожал плечами. Какая разница? К чему доискиваться причин? Мне было все равно. Я как будто понял в этот миг, что больше не властен над собой, что стал орудием в руках судьбы.
Знай я тогда, к чему меня предназначают, я бы отбивался и сопротивлялся изо всех сил. Быть может, мне удалось бы остаться безобидным интеллектуалом Джоном Дейкером. Впрочем, навряд ли я сумел бы устоять — уж слишком могучей была воля, которая перенесла меня в иной мир.
Во всяком случае, в тот миг я готов был слепо повиноваться судьбе. Я стоял в гробнице Эрекозе и радовался силе, переполнявшей меня, и доброму старому клинку.
Прозревать я начал гораздо позже.
* * *
— Мне нужна одежда, — сказал я, стоя перед королем в чем мать родила. — И доспехи. И хороший конь.
— Одежда для тебя приготовлена, — ответил Ригенос и хлопнул в ладоши. Эй, там!
В гробницу вошли рабы. Первый из них нес платье, второй — плащ, третий кусок белой ткани, которая тут, видимо, заменяла исподнее. Обернув тканью мое тело ниже пояса, рабы через голову надели на меня платье. Материал приятно холодил кожу. Голубого цвета, платье было расшито золотыми, серебряными и алыми нитями. Алый плащ украшали узоры из золотых, серебряных и голубых ниток. Меня обули в мягкие сапоги из оленьей кожи и подпоясали широким песочного цвета ремнем с железной пряжкой, усеянной рубинами и сапфирами. Я прицепил к ремню ножны.
