— Глядит- твою! — громко хмыкнул мужик. — И этот, который цыган, здесь! Ишь ты, конокрад, а пиво жрет, как порядочный! Эй, конокрад, ты чё тут забыл? Ну-ка, вали отсюда, пока я добрый.
— Зарко, ты что, и тут отметился? Когда и успел? — удивился я.
— Эх, баро, — с легкой грустинкой отозвался цыган. — Ты что, не знаешь? Ежели цыган, то обязательно конокрад! Я в Швабсонии еще ни одного жеребца не свел! Клянусь!
Ишь, жеребца он не свел, а про кобылу, или мерина ничего не сказал!
Эх, да простит меня читатель, но в мою голову сызмальства было вбито, что конокрад — это не обязательно цыган, а вот цыган — это непременно конокрад. Нет, мне попадались и «неправильные» цыгане, служившие когда-то вместе со мной в армии — ремесленники, оружейники, коновалы. Лучшие лошадники, умевшие вылечить любую скотинку от любой хворобы, кроме смертной. Но все равно, даже мой полковой коновал (отличный малый!), однажды украл кобылу у нашего маркитанта и продал ее втридорога нашему же, полковому капеллану. Я потом еле-еле спас его от петли. (Нет, не капеллана, разумеется, а конокрада. А капеллан потом долго бился головой о стенку, причитая — мол, а на кой черт ему лошадь, да еще за такие деньги? Черт попутал, не иначе! Если епископ о том узнает, места лишит, к чертям собачьим!)
Я стоял, грустно взирая на разбушевавшегося Главнокомандующего герцога Эзеля, изображая на морде вселенскую скорбь. Старик же мерил мелкими шагами пространство шатра и ругался, сообразно направления. Слева направо у него были проходимцы, прохвосты и канальи, а справа налево — идиоты, мерзвавцы и сволочи. Он даже меня обозвал молокососом, юным слюнтяем, не способным проявить жесткость. Но герцог был единственным, от кого я терпел бранные слова, тем более, что с высоты его возраста (боюсь даже сказать, какого!), мои тогдашние сорок лет (может, мне еще и сорока не было?) действительно казались ерундой. А еще я искренне уважал герцога, имевшего кроме личной храбрости (это выдавали шрамы), еще и изрядные полководческие таланты.
— Артакс, ты разве не знаешь, что я должен его повесить? — спросил герцог, резко повернувшись ко мне. — Кража в военное время! Кража имущества! И какого имущества! Коня! И это в моем лучшем полку! В твоем полку, между прочем, полковник Артакс! Тебе молоко сосать, а не полком командовать!
— Так точно, Ваша Светлость! — чётко ответил я. — Именно так! Случилась кража имущества, злоумышленник задержан.
— Задержан, — хмыкнул герцог, остывая. — Стал бы ты его задерживать, если бы маркитант мне не нажаловался. Ты ж всегда своих разбойников покрываешь.
— Так точно, Ваша Светлость, — вздохнул я. — Покрываю.
Как хорошо, что я уже успел изучить этого славного старикана. Если Эзель заговорил со мной на «ты», значит, к нему возвращается хорошее настроение. Если бы он сказал «вы», то разговаривать было бы бесполезно. Ну, цыгана-то, допустим, я все равно бы не разрешил повесить, но отношения с герцогом были бы испорчены.
— Так чего ты стоишь? Отправляйся в полк, готовь виселицу. Хочешь, можешь вздернуть его на дереве. Сам не справишься — я тебе своего профоса пришлю. И хватит титуловать меня неподобающим образом. Сам знаешь, что диплом еще не подписан.
Герцог Эзель, хотя и имел родственные отношения с правящей династией и являлся принцем крови, приходясь родным дядей императору, но имел право лишь на титулование «Сиятельства». Однако, как сообщил по секрету надежный источник (личный писарь герцога!), Его Величество император Лот XXXV (потому-то империя и именовалась империей Лотов, что все правители были обязаны носить это имя!) собирался даровать герцогу все привилегии принца. Ну, а что бы еще смог придумать Его Величество, для человека, за двадцать лет не проигравшего ни одного сражения? Разве что, орден специально для Эзеля учредить, потому что все остальные у него были.
— Как прикажете, Ваше Сиятельство. Прикажете на дереве, вздернем на дереве. Нужен эшафот — сколотим, виселицу — изладим. Только прикажите. Прикажете простить — простим. Лучше простить.
— Артакс, ты опять валяешь дурака? Что значит, простить?
— Никак нет, Ваша Сиятельство, никого не валяю, — бодро отвечал я. — Лучше простить парня. Наказать — примерно накажем. Сам прикажу снять с него штаны и выпороть перед строем.
— Обоснуй, — выдохнул герцог, усаживаясь на походный стул и кивая мне на табурет, стоящий напротив. — Я по твоей хитрой морде вижу, что пришел спасать своего конокрада. Как там его? Александр Мунгари?
Сидеть в присутствии герцога — это честь, которой удостаивался не всякий из титулованных рыцарей, командующих отрядами тяжелой кавалерии, а тут, командир наемников. В армии и так уже ходили слухи, что Артакс — племянник герцога, служивший у дядюшки инкогнито. Теперь точно скажут, что я его незаконнорожденный сын. Опять-таки, герцог никому не говорил, но всем известно, что от короля был прислан диплом, украшенный Малой государственной печатью, какие привешивают к документам, удостоверяющим возведение в дворянство. (А вот о том, что я отказался от дворянства, никто не знал! Принять дворянство империи Лотов, когда на носу война с моим родным королевством, было нельзя.)
Но мне эти шепоточки без разницы, а герцог… А герцог прекрасно знает, что за те пять лет, что я служу у него командиром наемников, этот полк стал лучшим подразделением армии. Им можно «заткнуть» любую брешь, отправить в атаку, или оставить в арьергарде. И вечно пьяные и хулиганистые наемники пойдут за своим полковником куда угодно, потому что Артакс никогда не сдавал своих людей!
— Ну, что я могу сказать, Ваша Светлость (на сей раз Эзель поправлять меня не стал!), во-первых, маркитант сам спровоцировал Мунгари. Сказал — мол, ты цыган, но мою кобылу украсть не сможешь! Мне бы такое сказали — я бы сам украл!
— Согласен, — кивнул герцог. — Спровоцировал. Но все равно, неубедительно. Что там еще?
— А еще, Шандор — это который Александр Мунгари, у меня в полку лучший коновал, а попутно еще и кузнец. Да что там говорить, Мунгари больше людей спас, чем наш полковой лекарь. У меня коней не так уж и много, мы не конница, но все равно, есть. С тех пор, как Шандор коновалом нанялся, все кони живы-здоровы. А еще он раненых лечит, руки-ноги вправляет. Зато — лекарь-бездельник, целыми днями пьяный ходит, да два оружейника бестолковых. Может, если кого-то надо повесить, так мы, это, спроворим. Либо лекаря, либо оружейника вздернем, бездельников. А цыган — добрый малый и работяга, пусть дальше служит.
Герцог, открыл рот, а потом начал звонко хохотать. Дохохотав до икоты, махнул рукой.
— Ладно, чёрт с тобой! Забирай своего цыгана, но наказать строго! Пороть его, сукина сына, до поросячьего визга!
Когда я уже раскланивался, Главнокомандующий сказал:
— Артакс, ты еще маркитанта прикажи выпороть.
— А его за то? — слегка удивился я.
