— Енох, даже если явится не три сотни, а всего сотня, да что там — десятка два-три крестьян, вы не выдержите. У вас человек десять-пятнадцать ни на что ни годных стражников, да два десятка мальчишек. Пусть разведчики выяснят обстановку — хуже не будет, а вы прямо сейчас начинайте собирать вещи — впрочем, черт с ними, с вещами. Прикажите своим юнцам уходить отсюда. Вам лучше поскорее убраться в город, под защиту стен. Пока крестьяне дойдут до университета, вполне успеете. А Мейзену, орава крестьян, наступающих с вашей стороны, не опасна. Поставить на мосту заслон, вот и все. В самом крайнем случае, можно сжечь и сам мост.
— Ну, о чем вы говорите? Как можно? — возмутился ректор, переходя на официальный тон. — Этот мост заложил святой покровитель университета — святой Дитрих.
— Да? — недоверчиво протянул я. — У меня сложилось впечатление, что этому мосту не более тридцати — сорока лет. Был бы он старше, камни уже были бы выбиты.
— Ну, сам мост постоянно ремонтируется, обновляется, — буркнул ректор. — Но в его основе деревянный мост, построенный святым.
— Ну, раз святой основал, тогда жечь не стоит, — покладисто согласился я, хотя подумал, что святой Дитрих бы точно не обиделся, если бы ради спасения жизней этот мост спалили. Потом, можно и восстановить. Тут же главное не деревяшка, как таковая, а незримое присутствие святого, его дух, если хотите. Впрочем, пусть в таких сложных материях копаются теологи.
Ректор грустно ходил по кабинету, время от времени любовно поглаживая корешки книг, стоящие на полках. Я уже понял логику его собрания — стеллажи были отведены манускриптам, а на столах, а кое-где на полу (ужас!) лежали печатные издания.
— Ну вот, куда я это все дену? — обвел Енох руками свое сокровища. — Как представлю, что все это нужно упаковывать, грузить, куда-то перевозить — сердце кровью обливается!
Прижавшись лбом к одной из полок, ректор с наслаждением вдохнул запах старинной кожи и чернил.
— Видел я, как однажды горела библиотека, — любезно сообщил я. — Уж так весело полыхала, а как горелым пергаментом пахло… Ух, вкусно!
— Юджин, да чтобы тебя тоффель задрал! — завопил ректор, хватаясь за сердце.
— Ну, Енотик, ты заранее не паникуй, — попытался успокоить я Спидекура. — Подождем, что нам разведка сообщит. Может, крестьяне вообще в другую сторону пойдут? Или, показалось тому фермеру с пьяных глаз. Все может быть.
— Меня неоднократно уверяли, что к тому времени, пока мятежники дойдут до университета, здесь уже будут солдаты императора! И что же теперь?
Вопрос был риторический, потому что я свое предложение внес, а ректор… Ну, Енох Спидекур уже большой мальчик, выдающийся философ.
Разведка вернулась быстрее, чем мы предполагали. Юнец, с выпученными глазами, сообщил, проскакав всего милю, увидел тучу пыли. По прикидкам — минут через тридцать крестьяне будут у южной, то есть, у задней стены университета.
— Не успели, — хмыкнул Спидекур, вытаскивая из-под массивного стола увесистую дубинку. — Юджин, ты погеройствовать хочешь? Мне-то, конечно, твоей башки не жаль, но лучше бы ты забирал своих парней, да уезжал отсюда. Ну, а мы уж здесь как-нибудь сами.
Ну и ректор! Вот уж никогда бы не подумал, что «светоч мудрости» держит под своим столом дубинку. Хотя, с дикими студентами впору и арбалет при себе таскать, и спать в кольчуге!
Я и раньше относился к Еноху неплохо, но в этот момент зауважал его еще больше.
— Подождите, господин ректор, — остановил я Спидекура. — Есть у меня одна идея. Только, принимаю командование на себя. Вопросы не задавать, слушаться! Идет?
— Идет, — кивнул Спидекур.
— Ну, раз идет, сделаем так…
Терпеть не могу толпу. А еще (не стыжусь этого признаться) опасаюсь толпы. Почему человек в толпе становится совершенно другим человеком, пытались объяснить многие, но безрезультатно.
Вот и сейчас, когда я увидел, как на небольшую площадь между Главной аудиторией и общежитием валит галдящая орава крестьян, размахивающих косами, палками и топорами, мне стало не по себе. Воевать с толпой — это гораздо хуже, нежели схватиться с настоящим врагом, потому что солдат, дерущийся против меня, слышит команды командиров и, если мы пересилим, он отступит. Толпа отступать не станет, будет нажимать, не сразу осознавая, что большинство бунтарей уже трупы, которые не могут упасть лишь потому, что их поддерживают плечи живых — пока еще живых, потому что они станут трупами чуть позже. Но как только толпа это осознает, она запаникует, примется метаться по сторонам, калеча и убивая тех, кто находится в ней— то есть, саму себя. Но паника не начнется, пока не начнется резня.
Можно обойтись и малой кровью, а при желании, вообще без крови, но для этого следует рассечь толпу пополам, а потом дробить многоголовую гидру на группы, группочки и, продолжать это до тех пор, пока вырванный из толпы человек не поймет, что он остался один и, у него остается только одна спасительная мысль — бежать и скрыться!
Рука уже потянулась надвинуть забрало, а губы зашевелились, чтобы отдать приказ полку сдвинуть щиты и, не торопясь, сохраняя строй, начать наступление, потому что стоять на месте нельзя, сомнут. А потом, когда мы примемся вырезать бунтовщиков, поддерживать своими плечами тех, кто по неловкости оступился, поскользнувшись в крови. И, как всегда — держать строй!
Вместо забрала рука наткнулась на край мориона, который я ношу последние два года, а вместо сомкнутого строя старых солдат рядом со мной были испуганные охранники, во главе со своим начальником.
— И что теперь будет? — пробормотал кто-то из парней, за что получил тычок от своего командира. Правильно, мы пока находимся в резерве, помалкиваем, и готовимся действовать. А пока только смотрим.
Толпа крестьян, преодолевшая жалкую ограду, расположенную с задней части университетского городка, не ремонтировавшуюся лет сто, в отличие от «парадной» части, обращенной к городу, двигалась по университетскому городку, выкрикивая проклятья, стараясь завести себя.
Покамест, все получалось неважно. Если тебя заставляют бунтовать из-под палки, то бунт получается слабеньким. Наверное, если бы кто-то всерьез озаботился направить крестьян «громить университетских», то дал бы им вожаков.
Теперь я боялся, чтобы у кого-нибудь, из университетской братии, не сдали нервы, и он не кинулся воевать с мужиками. А толпе нужна первая кровь, чтобы пойти и крушить все. К счастью, даже самым наглым, хватило ума убраться. (Каюсь, одному из студиозов, с золотой кисточкой на шапочке, я слегка помог.)
Но вместо «университетских», которых следовало бить, мужики узрели на площади десяток бочек, с выбитыми крышками, а рядом с ними — человек, явно крестьянского обличья (мне стоило труда убедить Габриэля не «менять личину», а просто накинуть поверх камзола потертый крестьянский плащ и заменить новенькую шляпуна старую войлочную шапку).
— Что-то вы долго шли! — сказал маг, запуская кружку в бочонок и, неторопливо вытащив ее обратно, сделав первый глоток. Смочив губы, придворный маг обвел бочки рукой, свободной от кружки: — А я тут шнапс обнаружил. Пить будете?
